Мальчики, услышав о перспективе повидать Кротова, пришли, как и следовало ожидать, в восторг и стали быстро собираться. Уже перед самым выходом раздался звонок. Почемуто я сразу подумала, что звонит Кротов и собирается сказать, что все отменяется – у него срочное задание, надо сидеть в засаде. Стеречь преступников или красивых юных девушек, временных работниц почты, к примеру, или временных резальщиц колбасы… Большинство девушек устраивается на подобную работу временно, то того прекрасного дня, когда молодой синеокий банкир на свежевымытой машине не заберет их в другую жизнь, где колбасу режут и письма сортируют унылые, никчемные тетки, а юные дивы только еженощно изгибаются в шелковых простынях, и ближе к вечеру, проснувшись и откушав икорки, прогуливаются по бутикам.
Я упорно не разрешала себе думать о Кротове не иначе как о ловеласе. Почемуто именно это слово, милое, не очень современное, немножко кокетливое, подходило ему больше всего. Улыбка, взгляд, поворот плеч…
Уверенная, что услышу голос Кротова с извинениями, я заранее строго ответила:
– Да. Слушаю.
– Александра… Ви… – звонящий человек запнулся.
– Витальевна, – договорила я с облегчением, не узнавая голос. Я только поняла, что звонит не Кротов, и обрадовалась – значит, прогулка на велосипеде не отменяется.
– Это Сергей Симонов.
– Здравствуйте, – ответила я, пытаясь сообразить, а кто же такой Сергей Симонов. Не однокурсник, нет, не одноклассник… Сосед? Ведь только что я гдето слышала это имя… в какойто связи с Кротовым…
– Я отец Владика Симонова… – объяснил звонящий, и я только сейчас поняла, что говорит он очень слабым голосом.
– С вами… все в порядке? – спросила я.
– Не совсем. Я… в больнице. Ничего страшного, но…
– Вы в Москве?
– Нет, то есть да… почти…
Я мельком глянула на определитель номера: определились всего три цифры. Так бывает, если звонят из автомата. Или из другого города.
– Мне немножко придется подлечиться. Как Владик? Я могу его оставить у вас еще на некоторое время?
– Да, конечно, он вполне всем доволен. Ест, спит нормально. Играет, смеется. Ко мне привык.
– Хорошо… Я вам очень благодарен. Я скоро выйду…
– Подождите! – мне показалось, что папа Владика сейчас повесит трубку. – Скажите, может, вам нужна помощь? Давайте, я приду в больницу, чтото вам принесу… У вас что, травма? Может, нужен хороший врач? Вы мне скажите хотя бы, где вы?
– Конечно, обязательно скажу… Пишите мой номер. Сейчас… Сюда просто нельзя – здесь такие все… переломанные, страшно очень. Владику сюда нельзя. И я сам лежу на растяжке, не встаю…
– Но ктото за вами ухаживает?
– Конечно! Все нормально. Ой, тут просят освободить телефон, я из автомата звоню… Вы извините… На мобильном денег нет…
– Но…
Я очень растерялась от нашего сумбурного разговора, от известия, что папа Владика в больнице. В какой он больнице, я так и не узнала. Что с ним и когда он выздоровеет – тоже непонятно. И вообще – где его искать? «Почти в Москве»… Это где? В Тамбове, что ли? Или в Можайске? Теоретически все московские и подмосковные больницы обзвонить, конечно, можно. Но почемуто я чувствовала, что делать этого не стоит. Хотя бы потому, что, лежа на растяжке, трудновато добраться до телефонного автомата, который висит на больничной лестнице. И тут два варианта – либо Сергей Симонов, папа Владика, не лежит на растяжке, либо он, бедолага, лежит с подвешенной ногой и звонит с мобильного телефона, который он включил, чтобы позвонить мне, и тут же отключил снова. Вот и все. И скрывается он, скорей всего, вовсе не от меня, а от своих сотоварищей или врагов, которые чтото не поделили с ним в отчаянной борьбе за плотные шершавые бумажки и теплое место под неверным московским солнцем…
В любом случае мне он сказал все, что хотел сказать. Значит, надо вздохнуть спокойно и просто ждать, когда у него срастется нога или чтото в жизни и он придет за Владиком. Мне он показался заботливым отцом, не способным бросить малыша на произвол судьбы. Даже если эта судьба явилась в лице невысокой блондинки, не первой юности, одинокой, готовой собирать по всему району неприкаянных детишек и заботиться о них.
Владику про папу я ничего не стала говорить. Мальчик абсолютно освоился у меня и не спрашивал ни про папу, ни про маму. Это то, чего я все время боялась, пока Ийка была маленькой, – что она очень быстро вообще меня забудет, случись что со мной. И будет жить и не знать, как я ее любила и какая я была. Но зато она выросла и забыла все теперь.
Глава 16
Вот козленок маленький горестно лягается.
Только как же плохо это получается!
Кротов уже ждал нас во дворе, он привез и второй велосипед, свой старый «Юниор», чтобы и я покаталась. Велосипед мне был великоват, но Кротов опустил седло. И вообще всячески старался, чтобы мне было удобно и приятно и я меньше падала. Помог мне залезть на велосипед и проехать первые пятнадцать метров, бежал рядом, придерживая за седло… Мне даже было жаль, что я так быстро освоилась на его велосипеде.
Не знаю, кто больше был рад – он, мальчики или я. Наверно, со стороны можно было подумать, что у нас отличная, дружная семья. Два непохожих друг на друга мальчика и влюбленные мама с папой. Влюбленные… Не знаю, как Кротов, но я была очень довольна, что присутствие мальчиков не позволяло переходить к решению взрослых вопросов. Например, приглашать ли Кротова в гости? Отказываться ли, если позовет он? И, самое главное, – стоит ли ждать этого?
Два раза, когда я чуть не упала, он поддержал меня, очень корректно, не хватая ни за руки, ни за ноги, и даже извинился, чуть задев. Я же от его близости поначалу опять почувствовала легкое головокружение, но на сей раз так увлеклась давно забытым делом – катанием на велосипеде, что быстро пришла в себя и с удовольствием каталась еще и еще вокруг нашего огромного двора, пока Кротов сторожил мальчиков в песочнице.
– Решитесь на дальнюю поездку? У меня есть корзины для детей, я в них вожу племянников на даче.
– Не знаю…
Сейчас мне казалось, что я решусь и на дальнюю поездку, и на многое другое с Кротовым. Но привычка быть осторожной с мужчинами и уверенность, что лучше недосказать, чем сказать лишнего, остановила меня от радостного восклицания: «Да! Да! Куда угодно!»
И я, кляня себя за старозаветную осторожность и нерешительность, ответила:
– Да, может быть… Наверно, лучше в следующий раз…
Кротов внимательно посмотрел на меня, и я под его взглядом сказала:
– Или сейчас можно попробовать…
Он, улыбнувшись, кивнул, вынул из багажника корзины, которые, значит, уже заготовил, не сомневаясь, что я соглашусь. Ловко приспособил обе корзины на велосипеды и позвал мальчиков с качелей. Что творилось с детьми, когда они поняли, что сейчас предстоит невероятное и ни на что в жизни не похожее путешествие в корзинах, описать трудно. Владик перевозбудился настолько, что стал рыдать, Гриша же переводил глаза с одного велосипеда на другой, видимо, никак не в силах решить – с кем же лучше ехать. Я взяла к себе малыша, Кротов посадил Гришу, несмотря на то, что Владик тут же стал проситься к нему. И мы поехали на реку.
