– Если глазами вот так же сделаете, как мне сейчас, обязательно возьмут, – кивнула я.
– Вот так? – спросил он, сделал ко мне шаг и взял за руки, за голые запястья между обшлагами куртки и короткими перчатками.
Я тоже сделала полшага к нему и, наверно, прикоснулась грудью, потому что почувствовала гдето совсем близко ровное и сильное биение другого сердца. Не знаю, как это произошло, но через мгновение лицо его стало совсем близко. Такая нежная кожа, с едва заметными светлыми точечками от бритья… Красивые губы, нижняя округлая и чуть изогнутая верхняя, а вот и клык, слегка наезжающий на ровный передний зуб, он так близко сейчас, что видна крохотная зазубринка внизу… Тонкие морщинки под глазами, не видные издалека… И запах мяты с корицей…
Андрей Алексеич вдруг отступил от меня и отпустил руки.
– Извините, – сказал он. – Извините… Чтото это я… Да. Весна просто. Много кислорода и озона, и…
«И бездомных сперматозоидов, которых срочно нужно кудато пристроить», – подумала я, но вслух ничего не сказала. Не думаю, что у меня получилась улыбка, но я очень, изо всех сил, постаралась улыбнуться. Я повернулась и крикнула мальчикам, даже не видя, кто из них что делает в этот момент:
– Гриша! Владик! Осторожнее! Слезайте!
И тут же увидела, что они оба спокойно сидят на низком широком пне и бросают палки. Наверно, кто дальше бросит. Я быстро пошла к ним, чувствуя, что не в силах удержать слезы. Ничего нет хуже, когда мужчина вдруг извиняется за то, что, наверно, не очень разглядев тебя сначала, хотел поцеловать. А когда разглядел, то понял, что уже не хочет…
– Пожалуйста, извините! – настойчиво догонял меня Андрей Алексеич. – Сам не знаю, что на меня нашло.
Я накинула капюшон, чтобы он не мог видеть моих слез, и сказала:
– Все отлично.
Мальчики очень кстати залезли на пень с ногами и, встав на нем во весь рост, стали сталкивать друг друга, а мне пришлось их разнимать. Как раз успели подсохнуть слезы, и я смогла повернуться к Кротову, который стоял рядом, но не вмешивался.
– Может, поедем по домам?
– Ну да… Наверно… – неуверенно ответил он. – Мне прочитать коечто надо еще… Я вот что, кстати, хотел попросить вас, вернее, спросить…
– Да? – Я повернулась к нему и посмотрела на губы, к которым минуту назад хотела прикоснуться своими губами. Так хотела, как никогда и ничего в жизни не хотела.
– У меня есть племянник…
– А племяннику нужна справка? – улыбнулась я. – Правильно? Для школы или для садика. А справка стоит денег. Или надо бегать по врачам два месяца. И вы просите, чтобы я вам ее выписала. Все так? Конечно, я ее выпишу. И денег не возьму. Просто по дружбе. Я всегда так делаю. Хотя детишкам нужно проходить диспансеризацию, даже формальную. Мало ли что может обнаружиться. Киста, кривая перегородка носа, близорукость, сколиоз…
Андрей Алексеич смотрел на меня очень внимательно.
– Да нет, спасибо. Диспансеризацию он уже прошел.
– А что тогда? Талончик к хирургу? Пожалуйста.
– Вы всетаки обиделись на меня. Я ведь извинился. Просто чтото на меня нашло.
Он или идиот, или притворяется. Сколько же можно пинать меня?
– Милый капитан Андрей Алексеич, что вы от меня хотите? Только скажите. Что с вашим племянником? Какая помощь ему нужна?
– Я вообщето хотел сказать, что мой племянник очень мало общается с детьми. В сад не ходит, а приходит на площадку и не может ни с кем играть. Вот и все. Смотрел на мальчиков и подумал…
Я была почти уверена, что сказатьто он хотел чтото совсем другое. Что права была я – у милого милиционера, обладателя ясных серых глаз и неотразимой улыбки, была какаято конкретная, очень практическая цель, почему он поехал со мной в лес. Видимо, просьба должна была быть не очень простой, поэтому он даже решил поначалу пойти своим обычным путем – через загадочные взгляды, прикосновения и приятный интимный флёр, а потом передумал, наверно, испугался, увидев меня вблизи.
Я сняла с волос совсем съехавшую на бок мягкую резинку, сунула ее в карман и встряхнула головой.
– Необыкновенный цвет волос у вас. Хочется потрогать… – сказал милиционер Кротов.
Я остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на этого наглого кобелька, всетаки подумавшего и решившего получить справочку. Или что он там хотел получить от меня?
Андрей Алексеич от моего взгляда даже отпрянул.
– Нет, нет, что вы! Я не буду трогать… грязными руками… такое богатство…
Он еще пытался шутить. Как же просто таким все достается в жизни! И есть еще хорошая мама, за все малыша своего прощающая… А он… Могу себе представить! Придет в магазин – ему самой свежей колбаски отрежут и улыбаться будут изо всех сил, зайдет в парикмахерскую – с него денег меньше возьмут, лишь бы опять пришел, приятный, с запахом корицы и весеннего ветра… Могу себе представить, когда он приходит к врачу… Ведь когдато и его осматривает врач – женщина, естественно. Держит рукой за голое плечо, прослушивая легкие и сердце, ненароком прижмется боком, стучит по колену, надо – не надо проводя по нему рукой, по его крупному, ровному колену, щупает живот…
О, нет, это уж слишком для меня сегодня! Я с собой не справляюсь. Захлестнуло, затопило, унесло… Если бы он сейчас подошел снова, я бы точно так же замерла и ждала только одного – когда его губы коснутся моих. И больше ничего бы не видела, не слышала и не хотела. Я не знаю, что это. Со мной никогда такого не было. Мне было почти плохо от переворачивающего меня желания. Как будто чтото стукнуло меня по голове у подъезда час назад, когда мир вдруг качнулся и остановился на отметке: «Погибла»…
Я бы могла быстренько выписать ему все справки и талончики, которые ему нужны, после этого, вздохнув глубоко, наконецто поцеловать его, и еще поцеловать, и еще… А потом прижаться носом к его шее, ощутив его запах – неожиданный и как будто давно мне знакомый – и постоять так немножко… А затем взять за руку и пойти по весеннему лесу, пойти далекодалеко, в бесконечную прекрасную даль, где смеются дети, поют щеглы, пахнет мятой и ландышем и летают почти невидимые ангелы с переливающимися на ярком солнце прозрачными крыльями. Осенит тебя ангел своим эфирным крылом – и ты выбран быть счастливым…
– Тетя Саша! – Гриша подошел, наверно, уже давно и все ждал, когда же я обращу на него внимание.
Рядом со мной все очень быстро наглеют. Гриша пока только осмелел, но не настолько, чтобы дергать за руку или громко кричать. Сегодня утром я попросила обоих мальчиков называть меня тетей Сашей, потому что невозможно ребенку двести раз за день произносить мое длинное имя. А называть просто Сашей – тоже неправильно, из педагогических соображений, да и всетаки мы люди русские, без отчества исторически привыкли называть друзей, близких родственников или прислугу.
– Да, малыш?
Гриша удивленно посмотрел вокруг себя, а потом на меня.
