Я молчал.
— Вот, — сказал он. — Три дня назад Маша Климова привела гримершу Катю в «Софит» к своему будущему отцу, это ты можешь проверить у него самого. А сегодня… — и Акимов посмотрел на свои тяжелые командирские часы на левой руке. — А сегодня, я думаю, они уже делают эту Машу под яблоней в мосфильмовском саду. Во всяком случае, через месяц у них свадьба. Я уже приглашен.
— Кем ты приглашен? — спросил я тупо.
— Ну, не Димой, конечно. Он еще не знает. Мне Катя сказала.
Вот в это я поверил с ходу. Все мосфильмовские актрисы, гримерши, монтажницы и секретарши виснут на Акимове, как гусеницы на шелковице. Именно поэтому он до сих пор не женат — лучше баб могут быть только бабы, на которых еще не бывал. Катя еще не прилегла с Димой под довженковской яблоней, а уже сказала Сереге о том, что выходит замуж.
— Дальше! — сказал я Акимову.
— А дальше просто, — ответил он. — Три дня назад Маша познакомила маму с папой и собралась отчалить домой в будущее, но что-то сломалось в ее телепортаторе, ей пришлось вызывать техпомощь и заночевать на студии. А техничка не пришла — в будущем, чтоб ты знал, у нас такой же бардак, как сегодня. Турагентство «Князь Владимир», где она покупала путевку, обанкротилось, князь стырил все бабки и слинял, никто не знает куда. То ли к половцам, то ли в Константинополь — с бабками и до нашей эры можно было жить, как Абрамович, и иметь гарем из лучших моделей античности. Короче, Маша взяла в реквизиторской какое-то солдатское одеяло и первую ночь спала в нашем Пятом павильоне. Конечно, ее поездка была застрахована, но ты же знаешь наши страховые компании — они лучше удавятся, чем пришлют техничку даже за окружную дорогу! На второй день техничка тоже не пришла, а Пряхин приказал Стороженко обыскивать по ночам все павильоны. Ну что ей было делать? Идти в «Софит» и говорить: «Папа, ты меня еще не сделал, но вот я, мне двадцать лет, пусти меня переночевать»? Представляешь, что бы с ним было? У Маши остался один выход — прийти ко мне как к своему режиссеру. Ведь это я утвердил ее на роль Горбаневской, и ради этой роли она отправилась в шестьдесят восьмой год! Конечно, когда она мне открылась, я хотел снова бежать в психушку к Свиридову. Но она, слава богу, это учла и пришла сюда с бутылкой…
— Сюда? — удивился я.
— Ну, не сюда на детскую площадку, — ответил Акимов, — а в мою квартиру.
— На шестой этаж?
— Ну да. А что?
Почему-то теперь меня больше всего задело не то, что эта Маша прилетела из будущего, а то, что она сама и даже с бутылкой пришла к нему в квартиру. И я едко спросил:
— Лифтом поднялась или в окно влетела?
— Сейчас в лоб получишь, — мирно сказал Серега.
Но меня уже было не остановить:
— И ты ее, конечно…
— Цыть! — прикрикнул он. — Ни я ее, ни она меня. Я, вообще, в шоке был. И тут она получила флюиграмму от продюсера нашего фильма «Их было восемь». Знаешь, кто этот продюсер?
Я пожал плечами — откуда я могу знать, кто в 2034 году будет продюсером этого фильма?
— Тимур Закоев! — победно возгласил Акимов. — Представляешь? Сейчас ему сорок пять, и кто он? Второй режиссер, дерьма пирога! А через двадцать лет станет миллионером и хозяином собственной киностудии «Тимурфильм»! Представляешь? Ездит там на левитаторе «Бэнтли»! И он сообщил Маше, что может вытащить ее в будущее, если она притащит туда на съемку светло-голубую «Волгу», которая стоит в музее «Мосфильма». Но ты же знаешь, это старая «Волга», с ручником и бензиновым двигателем. Маша ее водить не может, у них в будущем нет таких машин, они там все летают на левитаторах. Короче, мы пошли на студию, проникли в музей и… Остальное ты знаешь — я слетал с ней в будущее.
— Ага… — снова сказал я тупо. — Ты слетал в будущее, это понятно. А откуда грязь на ковриках? Там у них нет асфальта?
— Старик, я же тебе говорил: я был на освоении Красной площади.
— Ага. А вся Красная площадь в грязи по колено, да еще желтой.
— Все-таки ты еврейский зануда. Неужели ты думаешь, через двадцать лет на Красной площади можно будет снимать кино? Там туристов — пропасть! И все на левитаторах! Нет, старик, туда не пробиться ни за какие бабки! Поэтому Закоев построил бутафорскую Красную площадь, Манежку, Тверскую и Китай-город сразу за сотым километром Ярославского шоссе, рядом со Свято-Алексеевской обителью. И сделал на этом миллионы, там теперь со всего мира кино снимают — сталинская эпоха, брежневская, Первая холодная война, Вторая…
— А будет Вторая холодная война?
— А уже идет! Ты что, не знаешь?
— И чем кончится?
— Этого я не знаю. Я там был всего два часа, да и то под дождем! Мы попали в такой ливень — ужас! Съемка отменилась, у Закоева половину декораций смыло! Но я успел посмотреть сценарий и сказал ему, что этот сценарий никуда не годится, я по нему снимать не буду.
— Почему? Ты же сказал, что это я написал сценарий.
— Нет, я сказал, что ты напишешь. А тот сценарий, который у него, — чистое фуфло, просто склеили эпизоды из мемуаров свидетелей и протоколов допросов диссидентов, но нет ни характеров, ни вкусных диалогов. Короче, я сказал Тимуру, чтобы он поставил фильм на консервацию, и пока ты не напишешь сценарий, я даже к камере не подойду. Так что бери первоисточники, садись и пиши, понял?
Я усмехнулся:
— Ага! Разбежался!
— А что? Почему нет?
— А где договор? Аванс? И вообще, почему ты был в будущем, а я должен сидеть тут и нюхать то, что ты отлил за кустом?
Акимов молчал, открывал последнюю бутылку чешского пива.
— Ну?! — сказал я требовательно. — Что ты молчишь?
Он протянул мне бутылку:
— Пей ты первый…
— Это аванс за сценарий?
— Нет, просто пей первым, и всё.
— А с чего ты вдруг такой добрый?
— А я, вообще, добрый, — неожиданно мягко сказал Акимов и сел на скамью рядом со мной, положил мне руку на плечо. — Я тебя люблю, ты же знаешь…
Этого только не хватало, испугался я, и отодвинулся:
— Кончай эти штучки. Не буду я сейчас писать тебе никакой сценарий. Если ты действительно будешь снимать этот фильм через двадцать лет, то через двадцать лет и напишу.
— Антон, дай мне в морду, — вдруг сказал он.
Я удивился:
— С чего это?
— Ну, я же тебя ударил…
— Вот именно. Ни за что.
— Это была первичная реакция. Я не успел подойти, а ты мне — раз и эту фотку в морду со следами моих кроссовок. А ты же в каком-то Совете МУРа…
— Прокуратуры, — поправил я.
— Ну вот, — продолжил он. — Я подумал — счас меня будут брать за воровство этой «Волги». Дай мне в морду, чтоб мы были квиты.
