— И чтоб из города ни ногой! Чтоб по первому слову моему здесь быть! Ясно?
— Ясно, ясно, чего она не поняла, я объясню, — проворчала я, выволакивая перепуганную Верочку в коридор. Сама остановилась в дверях. — Я тебе нужна или мне тоже убираться?
— А у тебя есть что мне сказать?
Я подумала и покачала головой:
— Пока, пожалуй, нечего.
— Тогда убирайся, — вынес решение Андрей.
— Старших я всегда слушаюсь. — Я показала капитану Мельникову язык и, махнув ему рукой, закрыла за собой дверь.
Когда мы с Верой вышли на улицу, Игорь был уже в полуобморочном состоянии. Он даже не вышел из машины, сидел за рулем и жалобно смотрел на нас. Я открыла дверцу и подтолкнула Веру вперед, она безропотно плюхнулась на сиденье. Теперь они оба смотрели на меня.
— Значит, так, — сказала я внушительно и прокашлялась для солидности. — Временно все свободны. Игорь, вези ее сейчас домой, пусть отдыхает, приходит в себя. Что касается работы… — Я с сомнением посмотрела на поникшую Верочку: — Слушай, ты ведь работаешь где-нибудь?
— В газете. — Она назвала бульварный листок, который я несколько раз видела в киосках, но ни разу не покупала. — Веду колонку «Культурная жизнь Тарасова»
— Ты? — Согласна, мое удивление было довольно бестактным.
Верочка обиженно поджала губки.
— Между прочим, за то время, что мы не виделись, я успела закончить университет. Филологический факультет. И вообще, не помню, чтобы меня когда-нибудь считали дурой.
— Что ты, Вера, извини, это я просто… от неожиданности. Значит, каждый день ходить на службу у тебя нет необходимости.
— Нет, — сухо ответила она. — Но надо отпроситься.
— Ну и славно. Вот и отпросись, скажи, что работаешь над каким-нибудь срочным материалом, и сиди дома. И, я тебя умоляю, Вера, без приключений! А то, не дай бог, сорвешься в бега от большого-то ума.
— Да ладно, за кого ты меня принимаешь! — она окончательно обиделась. И это было хорошо, это было ей полезно: теперь она уж точно будет сидеть дома.
Наконец они уехали. Я вернулась в свою машину.
Итак, что же мы имеем, кроме головной боли? Имеем то, что Петечка на следующий день после кражи вел себя гораздо более нервно, чем обычно; знающим его людям это бросилось в глаза. Скорее всего он не меньше нервничал и во время кражи. Пожалуй, стоит еще раз встретиться с Сергеем Васильевичем. Может быть, он и вспомнит что-нибудь существенное. Ведь Петечка должен был отдать ему ключи, значит, разговаривал с ним. Не выносил ли он что-нибудь? А если выносил, то почему его не задержали? Тут до меня дошло, что я не стала записывать телефон и адрес Симонова, он сказал мне тогда, что все сведения на вахтовом столе. Елена Александровна еще должна быть в галерее. Вернуться в кабинет Мельникова и позвонить ей оттуда? А ну его, проще доехать самой до галереи. Я решительно повернула ключ в замке зажигания.
Елена Александровна прилаживала фотографию Петечки с траурной лентой у дверей зала и тихо плакала. Честно говоря, я удивилась, при первом знакомстве мне показалось, что она его недолюбливает.
— Не надо плакать, Елена Александровна! — не удержалась я. — Этим вы ему уже не поможете.
— Знаю, что не помогу, — согласилась она. — Просто жалко человека.
— А с ним, говорят, было нелегко?
— Конечно, он был сложным человеком. — Она смахнула со щеки слезинку, но на ее место тут же скатилась другая. — Особенно Алиночке тяжело с ним приходилось. Но специалист он был хороший и работник очень добросовестный. Это уже немало. — Елена Александровна отошла на пару шагов, склонила голову к плечу и посмотрела на портрет. — А потом, знаете, это всегда тяжело — был живой человек, а теперь его не стало. Родителям еще надо сообщить, они у него где-то в районе живут… Представляете, матери каково будет узнать! Все это так ужасно!
Елена Александровна снова всхлипнула и, достав платочек, промокнула глаза.
Мне было неловко. Я понимала, о чем она говорит, но сама ничего такого не чувствовала. Может быть, потому, что я видела его всего пару раз, Петечка оставался для меня абсолютно чужим, довольно неприятным человеком. Кроме того, я знала, что гибель его не была случайной. Я знала, что он украл «Талию».
— Это еще и возрастное, — она вздохнула. — Другое отношение и к жизни, и к смерти. Лет через тридцать вам тоже будет жаль даже незнакомых людей.
— Может быть, — неуверенно согласилась я. Честно говоря, я просто не знала, что ей ответить.
— А вы приехали… вам поговорить с кем-то нужно? — заинтересовалась она наконец причиной моего появления.
— Да нет, просто я вчера сделала глупость, не записала телефон охранника, Сергея Васильевича Симонова. Он сказал, что его данные здесь есть, а я хочу с ним встретиться.
— Так это на вахте, вы мимо прошли, пойдемте.
Мы спустились в просторный вестибюль, подошли к столу, стоящему чуть в стороне от дверей. Прямо оттуда я и позвонила Симонову и уже через полчаса была у него дома.
— Извините, давайте пройдем на кухню. — Сергей Васильевич провел меня по коридору, мимо плотно закрытой двери в комнату. Оттуда доносились звуки пианино. — Супруга моя в музыкальной школе работает, сейчас ученицу к конкурсу готовит.
— А что это они играют? Что-то знакомое, а вспомнить не могу. Может быть, Шопен?
— Может быть, — равнодушно подтвердил Симонов. — У меня музыкальная память слабая, а за тридцать лет я столько этой музыки наслушался, что уже не обращаю внимания. Чайку выпьете, составите мне компанию?
— Составлю, — согласилась я.
Очень неторопливо, спокойно он накрыл на стол. Поставил два больших фаянсовых бокала, близких родственников того, что с таким возмущением демонстрировал мне Валентин Николаевич. Достал из шкафчика сахарницу, вазочку с мелкими крекерами, ложечки, опустил в чашки по пакетику чая и залил кипятком.
— Это «Принцесса Нури»? — спросила я с тихим восторгом.
— Да. Хороший чай. Мы всегда его покупаем. — Он положил себе три ложечки сахара и начал методично его размешивать. Я последовала его примеру.
— Так тоже очень вкусно, — оценила я, сунув в рот крекер. — А мне сегодня объясняли, что чай надо пить без сахара, без печенья, просто одну заварку. И что сладкое вообще вредно.
— Так сразу и вредно, — Симонов слегка улыбнулся, пожал плечами. — Сахар увеличивает мозговую активность. Просто все хорошо в разумных пределах.
— Тоже верно. Вот сейчас увеличим мозговую активность, и я стану приставать к вам с вопросами.
— Да ради бога, вы же за этим и приехали. — Он сделал пару глотков, внимательно посмотрел на меня. — Я заходил в агентство и посмотрел фотографии. Судя по всему, пропавшую статуэтку мог взять только Леонтьев.
