К десяти часам вечера атмосфера стала гнетущей, блеяние овцы или лай собаки слышались на несколько миль вокруг и казались фальшивой нотой, нарушающей молчание природы. После полуночи с моря донесся какой-то странный звук, как бы вторя ему, загремел гром, и буря разразилась. С невероятной быстротой картина изменилась. Зеркальная гладь моря вздыбилась. Огромные волны, бросаясь на песчаный берег, казалось, поднимались до самых туч. Ветер завывал с такой свирепостью, что заглушал рев моря, его порывы сбивали с ног. Многие жители поспешили подняться на скалы.
На набережную опустился густой туман, тяжелая влажная пелена окутала город. Можно было подумать, что души людей, погибших в море, пришли приветствовать своих живых братьев и ласкали их мокрыми невидимыми руками… Временами туман поднимался, и при свете молнии виднелось разъяренное море. Одна или две лодки, гонимые ветром, пытались вернуться в гавань.
На Восточной скале зажгли новый, еще недостроенный маяк. Благодаря его яркому свету лодки благополучно достигли берега. Луч прожектора выхватил из мрака корабль со спущенными парусами, тот самый, что двигался на запад. Все ужаснулись, поняв, какой страшной опасности он подвергается. Вход в гавань преграждала подводная скальная гряда, избежать которой было почти немыслимо при таком шторме. Волнение стало всеобщим, с минуты на минуту ожидали трагической развязки. Но ветер неожиданно изменил направление и разогнал туман. Гонимый волнами, корабль влетел в гавань, избежав опасных бурунов. Когда луч маяка осветил его, вопль ужаса вырвался у зрителей: к штурвалу был привязан мертвец; его голова беспомощно качалась при каждом движении корабля, палуба которого оставалась безлюдной.
Безумный страх овладел зрителями. Корабль достиг гавани, направляемый рукой мертвеца! В этот момент большой вал поднял и швырнул судно на берег. От сильного толчка туго натянутые канаты лопнули, мачты надломились. Огромная собака выскочила откуда-то из трюма на палубу, спрыгнула на песок и, бросившись к скале, граничившей с кладбищем, исчезла в темноте.
Первым к месту крушения прибежал сторож. С маяка направили луч света на берег. Видно было, как сторож, добежав до штурвала, отшатнулся, пораженный страшным зрелищем.
Горожане бросились на набережную. Но полиция была уже на месте крушения и оцепила судно. Однако благодаря любезности пристава я получил разрешение подняться на палубу и воочию увидел мертвого моряка.
Ничего не было удивительного в том, что сторож испугался. Редко приходится видеть нечто столь ужасное. Руки несчастного были привязаны к спице штурвала. В кулаке он сжимал распятие, цепочка которого обвивалась вокруг рулевого колеса. Веревки так сильно стягивали руки мертвеца, что врезались в тело до самой кости.
Подробный протокол был тут же составлен, и доктор Кафин, который пришел сейчас же после меня, констатировал смерть, наступившую по крайней мере два дня назад. В кармане моряка нашли тщательно закупоренную бутылку и в ней листки бумаги, исписанные мелким почерком. Сторож уверял всех, что покойник сам привязал себя к штурвалу, затянув узлы зубами.
Нечего и говорить, что мертвого рулевого сняли с поста и отвезли в морг.
Буря прекратилась так же внезапно, как и началась. Ветер стих, разогнав тучи, на небе показалась луна…»
«9 августа, Витби. Читатели уже знают, что во время бури волны выбросили на берег корабль с мертвым рулевым, привязанным к штурвалу. Оказывается, судно — «Дмитрий» — русское, шло из Варны с грузом песка. Кроме того, на его борту были еще какие-то ящики с землей, адресованные на имя мистера Биллингтона. Сегодня утром мистер Биллингтон отправился на место крушения и формально принял вверенный ему груз.
В городе только и говорят об этом странном крушении. Собака, сбежавшая так неожиданно на берег, возбудила всеобщее участие. Многие, принадлежавшие к обществу охраны животных, пожелали приютить ее, но не смогли найти, хотя по некоторым признакам собака, и очень злая, не покинула город. Сегодня утром, например, дог, принадлежавший угольщику, был найден с распоротым животом на дороге, ведущей к кладбищу. Судя по тому, что на бедном животном множество ран, схватка была жестокой.
Благодаря любезности торгового инспектора мне удалось просмотреть вахтенный журнал «Дмитрия». Но я не нашел в нем ничего интересного. Листки бумаги, найденные в бутылке, мне показал следователь. Более странного рассказа я никогда не читал. Так как нет необходимости соблюдать тайну, мне позволили сделать выписку для газеты. Я опускаю лишь заметки технического свойства.
«6 июля. Окончили загрузку песка и ящиков с землей. В полдень подняли паруса. Ветер свежий, с востока. Команда — пять матросов, два офицера, повар и я (капитан).
11 июля. С рассветом вышли в Босфор. На борт поднялись турецкие таможенные офицеры. Дали им бакшиш. Все исправно. Двинулись в четыре часа дня.
12 июля. Прошли Дарданеллы. Опять таможня, опять бакшиш. Осмотр тщательный, но быстрый. Отделались скоро.
13 июля. Миновали мыс Матапань. Команда чем-то недовольна. Я спросил, в чем дело, но объяснения не последовало.
14 июля. Беспокоюсь насчет команды. Все люди хорошие, я давно их знаю. Старший офицер не мог добиться толку, матросы только сказали, что было «что-то», и перекрестились. Офицер обозлился и ударил одного матроса. Я опасался, что произойдет драка, но все кончилось благополучно.
16 июля. Мне доложили, что одного матроса, Петровского, не хватает. Не могу себе объяснить этого. Команда угнетена. Говорят в один голос, что исчезновения человека можно было ожидать, так как с нами на корабле «что-то». Старший офицер обеспокоен, предвидит беспорядки.
17 июля. Один из матросов, Михайлов, пришел ко мне в каюту и дрожащим голосом объявил, что какой-то неизвестный человек находится на судне. Оказывается, пока он, Михайлов, был на вахте, начался сильный дождь. Он зашел в рубку и оттуда увидел, как высокий худой человек, не похожий ни на одного из членов команды, вышел из нижней каюты, прошел по палубе и исчез, Михайлов направился было за ним, но того и след простыл. Матрос дрожал от страха, рассказывая об этом.
Боясь, что паника распространится, я собрал всех и объявил, что так как один из матросов видел на палубе незнакомого человека, необходимо обыскать судно. Старший офицер не соглашался со мной, говоря, что глупо обращать внимание на пустые страхи и что это только деморализующе подействует на команду. Однако я велел ему стоять у руля, а сам с матросами спустился в трюм. Мы осмотрели все закоулки, но никого не нашли.
Слава Богу, команда немного успокоилась.
22 июля. Три дня плохой погоды; все заняты парусами. Кажется, матросы забыли о своих страхах. Старший офицер хвалит людей, их исправное поведение и ругает дурную погоду.
Прошли Гибралтарский пролив, все благополучно.
24 июля. Какой-то злой рок преследует нас! В Бискайском заливе пропал еще один матрос. Как и первый, он заступил на вахту, и его больше не видели. Опять панический страх охватил людей. Они не соглашаются нести вахту поодиночке. Боюсь, будут беспорядки.
