Месяц нырнул в облака, по саду пронесся шум. Лавров чуть не выронил футляр, когда сверху затрещали ветки и на него посыпались листья и завязь. Он поднял голову и встретился взглядом с гигантской дымчатой кошкой. Химера тут же рассеялась.
– Тьфу ты, – выдохнул сыщик. – У меня конкретные глюки…
Его ноги подкосились, сердце выскакивало из груди. В это время раздался грохот, как будто посыпались поленья.
– Что это?
– Кажется, в сарае кто-то есть…
Лавров поспешно сунул футляр под мышку и метнулся к сараю. Замок висел снаружи целый и невредимый. Сыщик подергал его – заперто. Он оглянулся в поисках полена или любого другого орудия.
– Надо сбить замок, – сказал он подоспевшей Глории. – Неси лопату.
– Вот она…
Сыщик отдал ей футляр и скомандовал:
– Держи фонарь, но так, чтобы никто не видел. Загороди спиной. А то соседи сбегутся. Там в сарае кто-то прячется.
– Как же он сам себя закрыл?
На этот вопрос Роман не ответил. Хрясь!.. Лезвие лопаты ударило по замку, и ржавая скоба отскочила.
– Осторожно… – предупредила Глория.
Лавров бросил лопату и достал пистолет. Деревянная дверь оставалась закрытой. В сарае стояла тишина.
– Эй, кто там, выходи! – глухо приказал он.
Ни звука в ответ. Только ветер шелестел листьями и сонно качались березы за забором. Из-за туч показался месяц и осветил двор.
Сыщик прижался спиной к дощатой стене и рывком распахнул дверь. Внутри сарая были видны поленницы дров, ведра и кучка угля. Часть поленьев рассыпалась. С потолка свисала на проводе лампочка.
– Никого…
Он шагнул вперед и поманил за собой Глорию. Она топталась на месте.
– Иди сюда, не бойся! Здесь нет окон. Включим свет и спокойно посмотрим, что мы нашли.
Глория продолжала топтаться у порога. Она ощущала чье-то присутствие, чью-то злобу и страх. Может, это злость Лаврова и ее собственные опасения? Все так перепуталось. С тех пор как они оказались в дачном поселке, за ними кто-то наблюдает. Незримый преследователь. Он повсюду… Может, это его флюиды проникают в сердце, леденят кровь в жилах?
– В сарае кто-то есть, – прошептала она.
– Мыши, наверное…
Глория все еще колебалась, входить или нет. Лавров поискал глазами выключатель. Щелк! Ничего не произошло. По-видимому, лампочка давно перегорела.
– Дай мне фонарь, – обернулся он.
Голубоватый луч выхватывал из темноты дрова, груду щепок для растопки, деревянные грабли. В сарае пахло поленьями и углем. Роман задел ногой ведро и выругался. В дальнем углу что-то блеснуло, раздался шорох. Он заглянул за поленницу и услышал крик Глории:
– Берегись!
Сыщик инстинктивно отшатнулся, и в ту же секунду что-то просвистело у него над головой. Топор?! Он ударил наугад, – раз, второй. Нападающий выронил свое орудие и мешком осел на пол, усыпанный щепками.
Лавров не успел понять, что произошло. Во время короткой схватки фонарь упал, но не разбился. Сыщик подобрал его и осветил поверженного врага.
– Савельев?..
В углу за поленницей полулежал… отец Камиллы. Рядом валялся топор, которым он собирался размозжить Лаврову голову. Тот на всякий случай отбросил топор подальше.
Подбежала Глория и с недоумением уставилась на отставного капитана. Значит, это его страх и злость она чувствовала.
– А ты говорил, мыши…
– Как он очутился в закрытом снаружи сарае?
– Очевидно, кто-то его закрыл.
– Это папаша Камиллы, – сердито сообщил Лавров. – Он чуть не проломил мне башку топором! Какого черта?!
Глория, держа под мышкой футляр, присела на корточки перед моряком и похлопала его по небритым щекам. Савельев был одет в потертые джинсы и черную футболку. Его голова запрокинулась, из носа текла кровь. Лицо, шея и руки в синяках и ссадинах.
– Живой…
– Сейчас очухается. Зря я наручники с собой не взял, – с этими словами сыщик отложил фонарь и принялся снимать с капитана ремень. – Ничего, обойдемся.
Он крепко связал Савельеву руки и поднял глаза на Глорию.
– Считаешь, меня амулет спас? Этот орангутанг чудом промахнулся.
– Он моего крика испугался.
– Опять все лавры тебе? – усмехнулся Роман. – Ладно. Ты мне скажи, как он попал в сарай и кто его так отделал? Он весь в синяках.
– Ссадины успели подсохнуть…
Савельев пошевелился и застонал. Сквозь ресницы ему были видны двое людей с голубой кожей. Они о чем-то переговаривались. Один из них – женщина. Она наклонилась к нему и произнесла:
– Он пришел в себя.
– Савельев! – окликнул его мужчина. – Узнаешь меня?
– Жу… журналист?..
– Вижу, с головой у тебя порядок. Это хорошо.
Савельев сообразил, что кожа у этих двоих кажется голубой в свете фонаря. Он долго сидел в темноте, а потом, когда услышал чужие голоса, решил отдать свою жизнь подороже. Не вышло.
– Пришел… добить меня?
– С какой стати мне тебя добивать? – удивился журналист. – Ты что, белены объелся? Кидаешься на людей с топором!
– А где… он?
– Кто?
– Зверь…
– Ты что-то путаешь, – покачал головой журналист. – Никакого зверя нет. Зато ты чуть меня не укокошил!
– Я думал… он вернулся.
– Как ты тут очутился, Савельев? Приехал вступать в права наследства? Не рановато?
– Я поглядеть только… вещи кое-какие взять…
– А в сарай как попал?
– Не помню… без памяти был.
– Кто же тебе память отшиб?
– Зверь… Я его не за того принял…
– Хорош заливать! – вспылил журналист.
– Я подумал, он Камиллу убил… дочку мою. Думал, это ее хахаль…
– Каретников, что ли?
– Я дознался, что он с Камиллой роман крутил. Следователь обмолвился, еще кое-кто из сотрудников бара, где она работала. Шила-то в мешке не утаишь. Фото мужика я нашел в Интернете и сразу смекнул, в чем тут фишка. Мужик-то этот… женатый. Небось, поиграл с девчонкой, а когда она ему надоела, прикончил…
– Значит, Каретников явился сюда и застал тебя в доме?
– Вроде не было повода ему являться, – сказал капитан. – Он даже на похороны не пришел. А тут – глазам своим не верю! Хахаль дочкин стоит посреди комнаты и пялится на меня. Лицо перекошено, ноздри раздуваются. Я его не сразу признал…
Лавров вспомнил оторванную пуговицу, обнаруженную Глорией на полу в доме, и сообразил, что она – от рубашки Каретникова.
