В потертом комоде Лавров нашел коробку с фотографиями. Молодая женщина с белозубой улыбкой держит на руках пухленькую девочку. На обороте проставлен год. Вот та же женщина смотрит в объектив фотоаппарата вместе с парнем в морской форме.
– Гражданский флот, – пробормотал сыщик, отметив сходство моряка с капитаном Савельевым.
Значит, это родители Камиллы. Ее мать Анна и отец, который их бросил. А вот и дедушка. Долговязый старик в очках сидит на скамейке у дома и чистит рыбу. Рядом стоят удочки. Два кота у ног старика уписывают рыбьи внутренности. Снимков раз-два и обчелся. Похоже, жильцы дома не любили фотографироваться.
Лавров искал в чертах Дворака и его дочери печать рока, но лица их казались обыкновенными, разве только слегка печальными. Улыбка Анны таила в себе скрытую горечь. Женщина как будто предвидела свою несчастливую судьбу и заранее с ней смирилась.
– Хотел бы я знать, что такое счастье, – хмыкнул Роман, возвращая снимки обратно в коробку.
Итак, ничего достойного внимания он на даче не обнаружил. Посуда, ковры и прочая утварь соответствуют уровню доходов ниже среднего. Правда, лучшие вещи Камилла могла забрать с собой на съемную квартиру, но общего впечатления это не меняло.
Лавров прислушивался к каждому шороху, поглядывал по сторонам, изо всех сил стараясь уловить присутствие жуткого «невидимки», о котором говорил Савельев. Впрочем, тот не упоминал дачу. По словам капитана, они жили в московской квартире Двораков. Но и там ничего сверхъестественного не было. Иначе квартирантка бы обмолвилась.
Насвистывая свою любимую арию тореадора, сыщик обследовал шкафы, этажерки, тумбочки, заглянул в кладовую, где на верхней полке пылились два облезлых чемодана, набитых всяким барахлом. Холодильник в кухне был отключен и чисто вымыт. Камилла не была помешана на домашнем уюте, но поддерживала порядок. Вещи занимают подобающие им места, шторы выстираны, на столе в гостиной – кружевная скатерть. Кровати застелены шерстяными пледами. Все, что можно, прикрыто от пыли целлофановой пленкой. Видимо, Камилла надолго перебралась в город.
Лавров опустился на диван в гостиной и попытался проникнуться духом этого жилища, вообразить себе жизнь, которая тут протекала. Услышать голоса, которые тут звучали… топот ног… детский смех…
Соседские собаки зашлись лаем, и он насторожился. Снаружи раздался какой-то шум: то ли что-то упало во дворе, то ли ветка ударила в стекло. Входную дверь Роман за собой захлопнул, окна были закрыты. Он на цыпочках двинулся в темную прихожую и услышал, как в замке поворачивается ключ…
Глава 39
Черный Лог
Библиотека, собранная карликом Агафоном, состояла из книг на специфическую тематику. Некоторые рукописи выглядели совсем древними. За эти манускрипты коллекционеры выложили бы немалые денежки. Все они содержали информацию магического свойства, которую не всякий поймет.
Глория прочитала едва ли третью часть, так как приходилось разгадывать значение условных значков и символов.
Карлик сам указал ей на манускрипт «Вавилонская магия», с которым ей следовало ознакомиться.
– Тут столько закорючек! – ужаснулась она. – Я не разберусь.
– Не так страшен черт…
– Страшен, страшен. Пока я буду чахнуть над этими желтыми страницами, Лаврову придет конец. Он не знает, во что ввязался, и не сможет себя защитить.
– Вызови его сюда и все объясни, – посоветовал Агафон.
– Он не станет меня слушать.
– А ты постарайся быть убедительной.
– Как? – всплеснула руками Глория. – Мы говорим на разных языках!
Призрак казался таким реальным, что она всплакнула. Лишь бы Агафон не оставил ее наедине с неразрешимой задачей. Только бы не исчез прежде, чем даст ей необходимые рекомендации.
– Ты и сама справишься, – уловил он ее мысль.
– Не уходи! – испуганно воскликнула она. – У меня мало времени. Без тебя я…
– Неси сюда шнурки и шерстяные нитки для вязания, – перебил карлик. – Все, которые есть в доме. Желательно разных цветов.
– Санта! Санта!
Великан, громко топая, спустился в мастерскую и приоткрыл дверь. Глорию удивляло, как слуга умудряется услышать ее голос, где бы он ни находился. Но Санта неизменно являлся на зов, готовый к любым указаниям.
– Неси сюда шнурки и шерстяные нитки! Все, какие найдешь!
Великан невозмутимо кивнул и удалился.
– Я научу тебя сплетать шнурки из шерсти, моя царица, – пообещал Агафон. – Цвет тоже имеет значение.
– Я полный профан в узелковой магии, – призналась она. – Ничего в этом не смыслю.
– Разве ты не слышала, что люди иногда завязывают узелки «на память»?
– Это все, что я слышала. Но сама никогда не пользовалась.
– Между тем жрецы Древнего Вавилона могли лишить человека жизни с помощью узелков. Это особое ритуальное действие, способное заставить усохнуть руку или ногу, поселить в теле болезнь или злого духа. В этом случае правильное развязывание узла решает проблему. То же касается и злых духов. Определенные узлы парализуют их так же надежно, как «сулейманова печать».
– И что? Эта премудрость подробно описана в манускрипте?
– Угадала, – улыбнулся карлик. – Моя библиотека содержит всю необходимую информацию.
– Я не успеваю читать.
– А спешка тут ни к чему…
Наставления призрака прервал слуга, который принес собранные по всему дому шнурки и веревки.
– Можно приниматься за дело, – заявила Глория, раскрывая манускрипт и кладя его перед собой на столе.
– Приступим, – важно изрек Агафон.
Через час усердной теории и практики у Глории получился шерстяной шнурок с узлами-восьмерками белого и голубого цвета.
– Настоящее кипу, – оценил изделие карлик. – Молодец.
– Это в самом деле оберег?
– Ты изготовила ритуальный пояс, который призван охранять владельца от посягательств злых сил, – подтвердил призрак. – Белый цвет означает мир, а голубой – небеса. Такое сочетание узлов является магическим талисманом. С помощью узелков можно как защитить человека от посягательств темных сил, так и наслать порчу, болезнь и смерть. Если посвященный маг развяжет узлы, то зло вернется к тому, кто его наслал.
– Неужели еще есть маги, которые разбираются в кипу?
– В кипу почти никто не разбирается даже в Перу. Десять лет назад я беседовал с женщиной из селения, затерянного в Андах. Ее называют «последней кипукамайок». Она умеет составлять кипу и делает это для своих умирающих односельчан. Чтобы тем было легко переходить в мир иной.
