– Анна вам охоту отбила?
– А хоть бы и так! Тебе-то что, журналист?
– Интересно. Не каждый день встретишь убежденного однолюба. Видать, вы свою жену так и не сумели забыть. Я угадал?
Савельев побагровел, сжал челюсти и ослабил ворот синего джемпера. Ему не хватало воздуха.
– Ты… ты… полегче… Что ты понимаешь в жизни?.. Я… я бы Анну никогда не бросил… если бы…
– …не ее болезнь? – подхватил Лавров.
– Душевные недуги заразны, – выдавил капитан. – Я сам… чуть умом не тронулся…
– В каком смысле?
– В прямом, мил человек. Мне черт знает что стало мерещиться. То будто дышит кто-то рядом… то клыки скалит…
– Какие клыки?
– Зря я тебе все это говорю, – рассердился Савельев. – Ей-богу, зря! Разве ты поймешь? Я бы сам в жизни не поверил. Но тогда… у меня волосы на голове шевелились, и все тело деревенело. Я ведь трусом никогда не был… возненавидел себя за собственный страх! А поделать ничего не мог. У меня развилась мания преследования. Появилось ощущение, будто кто-то крадется сзади… сопит… Я даже запах чувствовал! Шерсти и пота…
– И вы решили, что это связано с вашей женой? Что вы заразились от нее безумием?
– А что еще думать? У меня сон пропал… нервы вконец расшатались. На комиссии я боялся, что врачи заметят мое состояние и спишут на берег. Кому нужен моряк с прибабахом? Но стоило мне уехать, и все ужасы проходили бесследно. Вдалеке от Анны ко мне возвращалось хорошее настроение и крепкий сон. Я тебе больше скажу – это у них семейное.
– У кого?
– У Двораков. Девичья фамилия Анны – Дворак. Ее отец – чех по национальности, – родом из Моравии. Женился на русской и переехал в Москву. Он был железнодорожным инженером. Хороший мужик, но тоже со странностями. Я хотел забыть этих Двораков, вычеркнуть из памяти. Не получается. Смерть дочери всколыхнула прошлое, опять на меня все навалилось. Будто и не было этих спокойных лет без всякой долбаной чертовщины!
Савельев насупился и замолчал. На его скулах горели красные пятна, уголок губы дергался.
– Я не собирался ничего такого говорить, – добавил он. – Само вырвалось. Много лет я молчал, похоронил все внутри себя. Но не выдержал! Не вздумай об этом писать, журналист. Обещаешь? Это глубоко личное.
– Обещаю, – с чистой совестью заявил сыщик. – Можете не переживать.
– С той минуты, как узнал, что дочку убили, вся моя жизнь с Анной в голове крутится. Оказывается, чем сильнее стараешься от чего-то отгородиться, тем больше оно врезается в мозг.
– А… какие странности были у вашего тестя?
– Так сразу и не соображу… Разные. У него была ужасная манера оглядываться. К примеру, сидим, ужинаем, а он то в угол косится, то на дверь. Небось и ему всякая хрень мерещилась, не только мне. Говорю же, у них это семейное, – капитан покрутил пальцем у виска. – Бзик! Знаешь, журналист, как жутко жить с ненормальными? Их колбасит, и ты сам становишься слегка чокнутым. Это подбирается к тебе незаметно. Вдруг ты начинаешь что-то чувствовать, что-то ощущать… Бр-рр-рррр!..
Савельев налил себе еще чаю и осушил чашку большими глотками. Сыщик смотрел, как дергается его кадык.
– Поэтому вы оставили семью? Из страха?
– Думай обо мне что хочешь, но так и было. Я оборвал все связи, перестал видеться с этими людьми… и вздохнул с облегчением. Как я ни любил Анну, я понял, что мне надо бежать от нее, пока я окончательно не свихнулся. Скажешь, я трус? Ну да… я струсил. Потом в море я много раз проверял свою храбрость, испытывал себя… никак не мог смириться, что сбежал от жены и ребенка из-за какой-то чепухи. Но то была не чепуха, парень! То было… наваждение, чары! Лучше вести судно сквозь любой шторм, чем сражаться с невидимками. Лучше пусть смоет за борт, чем потерять рассудок. Р-раз, накрыло волной, и все! Однако, как видишь, море меня пощадило. А Камилла погибла. Ты веришь в злой рок?
Лавров не рискнул задать капитану вопрос об ожерелье из зеленых камешков. Чем он объяснит свой интерес? Савельев может заподозрить, что никакой он не журналист.
Попрощались они с капитаном холодно. Тот, похоже, устыдился своих откровений и пожалел, что сболтнул лишнего…
Глава 38
Дачный поселок Росинка
Сыщик оставил машину за поворотом, а сам отправился пешком по тихой зеленой улочке. Смеркалось. Во дворах, перекликаясь, тявкали собаки. Дом номер одиннадцать выглядел вполне прилично. Деревянный, с выкрашенными белой краской наличниками, с новой крышей. За домом – запущенный сад, во дворе – усыпанные гравием дорожки, трава, сирень и заросли одуванчиков. Пахнет цветами. Обычная дача, которую летом охотно снимают утомленные городским шумом отпускники. Калитка закрыта на замок.
Лавров огляделся по сторонам и легко перемахнул через видавший виды штакетник, который, вероятно, соорудил еще дедушка Камиллы. Строить забор начали с размахом, понаставили каменных столбиков, а на остальное денег не хватило.
Старые ступеньки жалобно скрипнули под ногами. Входную дверь удалось открыть без особых хлопот: типовой китайский замок сдался без боя. В нос ударил запах непроветренного жилья и сухой лаванды. Повсюду лежала пыль. Минимум недели две сюда не ступала нога человека. Видно, московские пинкертоны поленились обыскать дачный домик, ограничившись съемной квартирой, где фактически проживала убитая девушка.
«А что тут искать-то, Рома? – ехидно осведомился внутренний критик. – Прошлогодний снег?»
Лавров спрятал отмычки в карман и включил фонарик. Лучше не будоражить соседей. Вдруг какая-нибудь неугомонная кумушка заметит свет в окнах и явится проверить, кто это пожаловал?
Он медленно обошел комнату за комнатой, – гостиная, две спальни, кухня, крохотная кладовка и закуток, где стоял обогреватель для воды; ведра, ковшики и железная ванная. Отопление печное, удобства во дворе. Из благ цивилизации – колодец, откуда воду в дом подает насос.
Лавров живо представил, как Камилла мылась в этой ванной: раздевалась в тесном закутке и нагая, прекрасная в своей ослепительной юности, с распущенными волосами поливала себя из деревянного ковшика ключевой водой…
На сегодняшний день все обитатели дома мертвы. Злой рок, как утверждает капитан Савельев? Или чья-то злая воля? В данном случае Камилла пала жертвой мести.
«Это ты виноват в ее гибели! – заклеймил сыщика внутренний оппонент. – Женись ты на Кате, девушка осталась бы жива. Туровский не простил тебе нанесенной обиды, а пострадала Камилла».
«Ничего подобного, – рассердился Роман. – Я сам стал жертвой обстоятельств!»
«Ах ты, бедный жертвенный барашек! Я сейчас расплачусь от жалости!»
Под диалог с самим собой визитер разглядывал обстановку, в которой проживала Камилла до того, как встретила Каретникова и закрутила с ним роман. Дом был самый обычный, наполненный старой мебелью. Если отреставрировать эти резные шкафы, буфет, стол и деревянные кровати, за них можно выручить кругленькую сумму. Этажерки ломятся от книг, изданных в советские времена. На стенах – несколько плетеных панно, пара засиженных мухами пейзажей и пучки лаванды. На тумбочке стоит цветной телевизор. Не плазма, но приличный.
