— Да, сказали.
— А когда вы ответили мне, что привлечете меня к ответственности за сквернословие, то как обухом ударили меня по голове; но полфунта все уладило. Я не собирался сражаться, я просто ждал ужина и своим ворчанием выражал то же самое, что волки, львы и тигры выражают своим рыком.
Ну а теперь, да хранит Бог вашу душу, после того как старая баба впихнула в меня кусок своего кекса и прополоскала меня из своего старого чайника, а я зажег свою трубку, вы можете почесать у меня за ушами, так как вы большего не стоите и не выдавите из меня ни одного звука. Проваливайте вы с вашими вопросами! Я знаю, зачем вы пришли — из-за сбежавшего волка?
— Совершенно верно! Я хочу узнать ваше мнение. Скажите только, как это случилось; а когда я узнаю факты, то уж заставлю вас высказаться, почему это произошло и чем, вы думаете, это кончится.
— Хорошо, наставник! Вот почти вся история. Волк этот, которого зовут Берсикр, один из трех серых волков, привезенных из Норвегии, которого мы купили года четыре назад. Это был славный, послушный волк, не причинявший никому никаких забот. Я очень удивляюсь, что убежать вздумалось именно ему, а не другим зверям. И вот теперь оказывается, что волкам можно верить еще меньше, чем женщинам.
Это было вчера, сэр; вчера, приблизительно часа через два после кормления, я услышал какой-то шум. Я устраивал подстилку в домике обезьян для молодой пумы, которая больна. Но как только я услышал тявканье и вой, я сейчас же выбежал и увидел Берсикра, бешено кидавшегося на решетку, точно рвавшегося на свободу. В этот день в саду было немного народу, и около клетки стоял только один господин высокого роста, с крючковатым носом и острой бородкой с маленькой проседью. Взгляд его красивых глаз был суров и холоден; он мне как-то не понравился, так как мне показалось, что это он раздражает зверей. Руки его были обтянуты белыми лайковыми перчатками; указывая на зверей, он сказал: «Сторож, эти волки, кажется, чем-то взволнованы».
— Возможно, что так, — ответил я неохотно, так как мне не понравился тон, которым он со мной говорил. Он не рассердился, хотя я на это рассчитывал, а улыбнулся доброй, заискивающей улыбкой, открыв при этом рот, полный белых острых зубов.
— О, нет, меня-то они любят, — сказал он.
— О, да, любят, — возразил я, передразнивая его. — Они всегда любят во время чаепития поточить свои зубы о косточки, которых у вас целый ящик.
И странно было то, что как только звери заметили, что мы разговариваем, то прилегли, и когда я подошел к Берсикру, то он позволил мне как всегда погладить себе голову. Этот господин тоже подошел к нему, и представьте, просунул руку сквозь решетку и погладил его по ушам.
— Берегитесь, — сказал я ему, — Берсикр ловкий малый!
— Ничего, — ответил он, — я к ним привык.
— Вы тоже занимаетесь этим, — спросил я, снимая шляпу перед человеком, промышлявшим волками; ведь укротитель всегда приятен сторожу.
— Нет, — сказал он, — не совсем так, как вы думаете, но я баловался с ними.
При этом он снял шляпу так вежливо, как лорд, и удалился. Старый Берсикр глядел ему вслед, пока тот не скрылся из виду, затем пошел, улегся в углу и не захотел выходить весь вечер. А ночью, как только зашла луна, здесь завыли все волки. Казалось бы, выть им было не из-за чего. Вблизи не было никого, кроме какого-то субъекта, который звал какую-то собаку, находившуюся, по-видимому, далеко в парке. Я несколько раз выходил посмотреть, все ли в порядке, и не находил ничего особенного; затем вой прекратился. Около двенадцати я снова вышел осмотреть сад, раньше, чем пойти спать. Но когда я подошел к клетке Берсикра, то нашел решетку сломанной, а клетку пустой. Вот все, что я достоверно знаю.
— Никто больше ничего не видел?
— Один из сторожей возвращался около того времени домой с вечеринки и видел какую-то большую серую собаку, перескочившую через забор сада. По крайней мере, он так говорил, но я этому мало верю. Я лично думаю, что это в голове у него гудела вечеринка.
— Скажите, мистер Билдер, можете ли вы чем-нибудь мотивировать бегство волка? — спросил я, давая ему еще монету.
— По моему мнению, волк скрывается где-нибудь вблизи. Какой-то садовник сказал, что видел волка, мчавшегося галопом к северу быстрее лошади; но я ему не верю, так как, да вы и сами знаете, волки не могут мчаться галопом. Так же как и собаки, — они не так устроены. Это только в сказках волк такой шикарный зверь: там, когда он приходит в ярость или что-нибудь грызет и кажется страшнее, чем на самом деле, — он способен, производя дьявольский шум, уничтожать все, что ему попадется. Но в действительности волк, слава Богу, просто-напросто маленькое животное: собака, например, вдвое умнее и смелее и вчетверо воинственнее его. А этот тем более не способен ни к борьбе, ни к самозащите; больше похоже на то, что он скрывается где-нибудь за парком и дрожит от страха, и если он о чем-нибудь думает, то только о том, где бы ему достать поесть; или, может, он попал теперь в какой-нибудь двор и сидит теперь в каком-нибудь угольном подвале. Если у него нет пищи, ему придется пойти ее искать, и тогда он может наткнуться на лавку какого-нибудь мясника. Если же он не найдет лавки мясника, и какая-нибудь нянька, прогуливаясь со своим солдатом, оставит ребенка без надзора в коляске, — ну, тогда я не буду удивлен, если в результате одним мальчиком станет меньше. Вот и все.
В этот момент кто-то подбежал к окну, и лицо мистера Билдера от удивления вытянулось вдвое своей натуральной величины.
— Господи! — воскликнул он. — Не старый ли Берсикр вернулся домой?
Он подошел к двери и открыл ее. Это показалось мне совершенно лишним. Я всегда думал, что дикий зверь выглядит хорошо только тогда, когда между ним и нами находится какое-нибудь очень прочное препятствие; жизненный опыт скорее усилил, чем ослабил эту мысль. Но в конце концов во всем важнее всего привычка, так как Билдеру и его жене присутствие волка было так же безразлично, как для меня присутствие собаки.
Вся эта сцена была не что иное, как смесь комедии и драмы. Тот самый злой волк, который в течение целой половины дня парализовал весь Лондон и заставил всех детей дрожать от страха, стоял перед нами точно кающийся грешник, и его приняли и приласкали, точно лукавого блудного сына. Старый Билдер внимательно, с нежной заботливостью осмотрел его; когда он кончил осмотр, то сказал:
— Ну вот, так я и знал, что бедный зверек попадет в какую-нибудь историю; не говорил ли я этого все время? Посмотрите, вся его голова порезана и полна осколков стекла. Это безобразие, что людям позволяют осыпать стены оград осколками бутылок! Вот к чему это ведет! Пойди сюда, Берсикр.
Он взял волка, запер его в клетку, дав ему кусок мяса величиной с доброго теленка, и прекратил свой рассказ.
Я тоже прекращаю свое повествование. Вот единственные сведения, которые мне удалось получить о странном бегстве волка из Зоологического сада.
Дневник доктора Сьюарда
