– И что соседка, – выдохнул он, когда Вася замолчал, – слышала, кроме разговоров о левой фирме?!
– Она слышала, как Катерина называла мужчину Валера! Они спорили о доле, деньгах, громко ругались. Потом был грохот, потом лилась вода в ванной.
– Мыл руки и обувь?
– Скорее всего! И потом вышел на лестничную клетку из квартиры, а соседка его в дверной глазок-то и засекла! Вот так вот!!! Так что Катерину убил Мельников! Убил из страха разоблачения перед господином Севастьяновым, Сиротин был прав! Мельников кинул своего благодетеля! Кинул и струсил. Потому и убил Катерину, которая, возможно, угрожала ему все рассказать. Ну и из алчности, из-за нежелания делиться, из бешенства еще. Мне кажется, он не очень-то владеет собой. Ну что, Сан Саныч? Пора вызывать господина Севастьянова?
И вот тут Востриков как-то очень странно глянул на Васю, хотя до этого просто млел от восторга на предмет профпригодности своего помощника.
– Что, Сан Саныч?
– А то! – Востриков уставил немигающий взгляд в стену за спиной Климова. – Я уже пытался его разыскать. И тот же результат, что и у адвоката Сиротина. Я пошел несколько дальше и нашел его пассию, дрейфующую сейчас где-то в Средиземноморье. И знаешь, что она мне сказала?
– Что?! – Вася медленно опустился на свой стул.
– Что Николя – так она называет Николая Егоровича Севастьянова – уже как много дней в России!
– Что?!
– Да. Он покинул ее внезапно, потому что получил какую-то информацию. Уехал из особняка на машине, сказала она. Обещал, как вернется из России, позвонить. И не звонит до сих пор. Она уже начала проявлять беспокойство. Это, Вася, дословно.
– Из России он ей звонил?
– Да.
– Когда?
– В день прилета. Из Внукова.
– Число?!
Азарт лишал его дыхания и порождал жажду, но он не стал тянуться к графину и пить. Он знал: самое важное Востриков приберег напоследок.
– За день до того, как была угнана машина Мельникова и был сожжен в ней человек. По информации таможенных служб, которую я получил только что, за минуту до твоего прихода, господин Севастьянов в обратном направлении границу не пересекал. Если, конечно же, не перешел ее, минуя таможню! Но это вряд ли. И вот что я думаю, Вася…
Востриков затих. И промолчал минут десять. Все тот же взгляд буравил стену за Васиной спиной.
– Поначалу-то я думал, что Севастьянов организовал этот акт устрашения для вероломного Мельникова. Все сходилось. Буквально все! И эта Илюхина еще со своими пожеланиями спутала все карты, блин! – выдохнул он после томительной паузы. – А оно вона как может быть…
– Что?! Что, Сан Саныч???
– Знаешь, почему мы до сих пор так и не знаем, чей сгоревший труп был в машине Мельникова?
– Потому что не было пропавших без вести с такими данными.
– Правильно! – Востриков поднял вверх палец. – Потому что этого человека никто не искал. Он не числился пропавшим. Он просто был в отъезде, Вася. Думаю, что я знаю, кто сгорел в машине Мельникова.
– Кто?!
– Севастьянов!.. Он явился к Мельникову, предположительно, Вася, предположительно! – Востриков выставил ладони щитом, будто заранее защищаясь, если что пойдет не так. – Не станем торопиться, ага? Так вот, я думаю, что он явился к Мельникову с разборками. Явился один. Почему? Не знаю! И что-то там произошло. Что-то пошло не так. Самоуверенность не помогла Севастьянову остаться в живых. Мельников его убил! Потом вспомнил, что многие слышали о пожеланиях Мельникову гореть живьем. И придумал такой хитроумный план. Он инсценировал угон своего автомобиля, сжег в нем Севастьянова – и все! Кто сгорел – не знаем. Почему – догадываемся. Потому что нужно господину Мельникову показать его место. Господину Мельникову, зарвавшемуся и обнаглевшему, решившему, что он может увести бизнес из-под носа такой крупной фигуры, как Севастьянов.
– Это будет чертовски сложно доказать, Сан Саныч, – Вася Климов дернул кадыком, пытаясь сглотнуть, но в горле было сухо. – Но версия классная!
– В любом случае господин Мельников попался. Мы может закрыть его по подозрению в убийстве Катерины Грищенко. Ты молодец, Вася! – похвалил его Востриков, поднимаясь с места. – А что касается доказательств… У нас ведь есть стоматологическая карта сгоревшего парня, представленная экспертами. Что нам мешает ее сравнить с картой Севастьянова, а? Ничего, правильно. А установив личность погибшего, мы… Мы придавим этого гада, Вася…
Глава 24
Ему больше не снились кошмарные сны из его прошлой жизни. Он сам стал частью кошмара – чудовищного, непрекращающегося ни днем ни ночью. Он потерял-таки все, что так боялся потерять: деньги, почести, комфорт, власть. Но он даже и представить себе не мог, какая это ерунда в сравнении с тем, что он потерял свободу!
Он – властный, сластолюбивый баловень судьбы, поставивший на колени не одного человека и заставивший выполнять все его прихоти, – теперь был простым заключенным, подчиняющимся и выполняющим прихоти многих, просто вшивым никчемным упырем, сразу получившим погоняло Мука. И ударение ставили на его кличке кто как захочет. И, собственно, на его жизни – гнусной, грязной, оборванной теперь – это ударение никак не отражалось. Она оставалась такой же гнусной, грязной, оборванной.
– А все почему, Мука? – спрашивал его старый зэк, взявший Мельникова под покровительство и поучающий его день за днем с утра до вечера.
– Почему? – вежливо отзывался Валера.
– От жадности, Мука! Все беды – от жадности! Помнишь мудрость? Жадность фраера сгубила! Так и тебя! Ты же попался на ерунде, Мука! На сраных золотых запонках, которые додумался спрятать в банковской ячейке. Нет, ну ты балбес, Мука?! Ты убил дядю, снял с него все, что могло указать на него, сжег его. Сжег его одежду. Все тип-топ будто бы! Но ты не смог расстаться с его золотыми запонками! И спрятал их в банковской ячейке! А мусора при обыске нашли. И все! Ты спалился, Мука! Никто бы никогда не привязал тебя к этому убийству! Никто и никогда, а вот ты спалился сам!..
Старый зэк был прав. Его сгубила жадность. Но не тогда, когда он не смог расстаться с запонками убитого им Севастьянова. Он тогда уже был пропащим! Жадность его сгубила, когда он затеял за спиной своего благодетеля бизнес! Вот когда началось его стремительное падение в адскую яму! А потом уже все – клубок завертелся.
Севастьянов все узнал, явился к нему один поздним вечером. Пригласил для разговора. Они сели в машину Мельникова и поехали куда-то. Рулил Севастьянов. Долго ехали, путано. Заехали в какие-то заросли. Там когда-то была то ли свалка, то ли еще что. Севастьянов приказал ему выйти из машины, поставил на колени и начал измываться. Начал говорить, что он с ним сделает за его художества.
Мельникову тогда было так страшно! Так мерзко трясся весь его ливер, что он почти ничего не слышал. Громким набатом грохотало в голове: конец, все, это конец, конец всему.
