Снова раздался сигнал скайпа.
– Мам! Ну как ты там?
– Отлично!
– Мам, кроме «отлично» что ты можешь сказать?
– Да у меня все в порядке, дочка, правда. Кроме того, что ты не выспалась.
– Я – как огурчик, мам!
– Американский?
– Русский народный огурчик, мам! Кривой и сладкий!
– Да уж ладно, – засмеялась я. – Кривой… Всем бы огурчикам такими кривыми быть…
– Я душ контрастный приняла, не усну больше. У меня напор воды такой – сбивает с ног, даром что тридцать седьмой этаж.
– Так Америка же, понятно, – улыбнулась я. – У них вода в другую сторону льется, все не как у людей. Чем выше, тем напор сильней.
– А хочешь, я тебе спою?
– «Не клонись-ка ты, головушка»? – засмеялась я.
– Почему? – удивилась Катька. – Нет. Я и не знаю такой песни, кажется… Нет, давай я тебе что-нибудь повеселее, из латиносов, а?
– Давай…
– El la parranda est en calle… – весело завела Катька и вдруг, поперхнувшись, остановилась. – Мам, а что там у тебя за спиной?
– Что? – обернулась я.
Черт!.. Я же забыла развернуть компьютер в другую сторону!
– Мам, что там такое на стульях? Мои куклы?
– Да… Я решила всех пропылесосить…
– Кого всех, мам?
– Кукол, Кать.
– Это обязательно делать сегодня?
– Ну да… Чтобы не было пыли…
– А почему они на стульях сидят, за столом… Мам!.. Что такое?
– Да не обращай внимания! Я… я сейчас вообще, наверное, пойду… собаку куплю. Пока тебя нет, чтобы за кем ухаживать.
– Мам… Так, спокойно, Катя… – это Катька сказала себе. – Мам, ты уже выбрала собаку?
– Пока нет.
– Ну так ты выбери сначала, а потом покупай, хорошо?
– Хорошо.
– Может, тебе пойти куда-то? В ресторан там или в парк? У тебя какая погода?
– Погода? – я глянула в окно. – Да погода как погода. Средней осенней паршивости. С неба капает, под ногами хлюпает. А так в общем – отлично.
– Мам, ну ты же не американка, что у тебя все отлично. Просто fine да fine сплошные. Я от их fine и nice без тебя устала. Можешь поныть, не стесняйся. Хоть родиной запахнет.
– Договорились, как будет о чем ныть, сразу тебя наберу. И с чего это наша родина вдруг тоской пахнет?
– А чем же еще, мам? – засмеялась Катька.
– Да… Полюбилась тебе Америка, полюбилась… Все туда уезжают, чтобы никогда не вернуться.
– Мам… – Катькины огромные глаза смотрели на меня с любовью и нежностью. – Я вернусь, не переживай. Мне на родине комфортно, здесь нет. Но я не буду отказываться сейчас от проекта. Дома я бы сто лет ждала такого предложения и не дождалась бы.
– Конечно, конечно, Катюня. Я только «за». Мы с папой рады за тебя.
– Вот только не надо консолидироваться с Данилевским в связи с моим временным отъездом, лады? – сказала Катька.
– Лады! – засмеялась я. – Какое ты словечко откопала…
– Ага, вместо «ок». Мам, «мы» – это мы с тобой, а не вы с Данилевским. Я не привыкла, что родители, взявшись за руки, стоят передо мной немым укором. Или даже восторженным одобрением.
– Хорошо, – засмеялась я. – Лады. Пойди запиши, очень гладко сказано.
– Да я уж написалась, мам! Устала от себя! Каждый день пишу по десять страниц сценария, потом обсуждаем, выправляю, еще пишу. Ладно, ты как-то попразднуй, хорошо? День рождения нельзя проводить просто так, его надо праздновать, отмечать, веселиться – обязательно! Слышишь?
– Катюнь, ты обо мне особо не беспокойся, хорошо? Я пойду куда-нибудь. Повеселюсь. Пока у меня еще дома дела есть.
– С куклами?
– И с куклами тоже.
Подруги мои, подруги. Разные – высокие, маленькие, красивые и не очень… Русские, еврейки, украинки, литовки, татарки… Я взяла темноволосую куклу с тонким восточным лицом.
– Будешь Аидой.
Еще одна моя любимая подруга, армянка Аида, уехала в двадцать пять лет с родителями куда-то за границу. И я ее потеряла. А в прошлом году, благодаря социальным сетям, нашла в Интернете. Ахнула я, увидев Аиду и ее взрослого сына, ахнула она, когда я ей написала. Она так удивилась и обрадовалась, узнав, что я пишу книги. Прочла одну, другую… А в третьей, полудетской книжке, где главная героиня – третьеклассница, Аида углядела что-то обидное для себя, такое обидное, что в одночасье прекратила всякое общение. Мы с Катькой, тогда еще не уехавшей в Америку, и так и сяк ломали голову, что же произошло, потом с трудом поняли.
В книжке очень по-доброму, если и с улыбкой, то сквозь слезы сочувствия, описывается армянская семья, которая живет в крохотной московской квартирке, где маленькая девятиметровая комнатка еще и поделена пополам, чтобы у внука была своя территория… И маленький внук всех учит: «Надо говорить по-русски, а то вас могут убить!» У мальчика есть горький опыт, в его семь лет. И бабушка мальчика изо всех сил пытается правильно говорить по-русски, и волосы красит посветлее, чтобы казаться славянкой… Что тут обидного? «Жизнь – это кянк… – доверчиво сообщает армянский малыш тем, кто не знает. – Только об этом никому не надо рассказывать».
«Кянк» – по-армянски «жизнь». Что тут углядела моя любимая подруга, умная, образованная, до такой степени обидное, что не захотела больше меня знать? Разве только то, что жизнь – это кянк… Аида живет в Калифорнии. Все пути у многих моих друзей и родных как-то сходятся в Америке. Насколько я знаю, ей не приходится перегораживать комнатушку, чтобы поместить всех родственников. Не прочитай она мою детскую книгу, не обидься, Катька обязательно бы встретилась с ней и с ее родителями, которые когда-то крестили меня в древнейшем армянском храме Эчмиадзин. Катька бы понравилась какому-нибудь армянину из их дружной диаспоры, глядишь, и он бы ей понравился – армяне иногда приятно отличаются от нас архаичным ощущением разницы полов… И она взяла бы да и осталась в Америке… Так что все – к лучшему!
Неожиданно снова позвонил Данилевский.
– Ну как там гости? – осведомился он. – Не хулиганят пока?
– Нет…
– А что так тихо?
– Я вышла с кухни.
– А почему ты в ресторан-то всех не позвала? Надо тебе возиться с готовкой…
Я с сомнением оглядела всех своих «гостей».
– Да меня с такими гостями в ресторане неправильно бы поняли…
– Что, такие неприличные? – хмыкнул Егор. – Что-то мне не верится… А гм… – он секунду помедлил, – брата ты позвала?
– Брата… – Я посмотрела на мягкого приятного мишку с аккуратным клетчатым бантиком, к которому был прикреплен Катькин значок «2-й юношеский разряд по плаванию». – Брата… Ты сам-то как? Отошел от своих юбилеев?
