– Нет, почему? – очень удивилась химоза.
И я неожиданно заметила, какие у нее странные глаза.
– Вы хорошо видите? – спросила я.
– В смысле? – насторожилась Ольга Макаровна.
– В смысле, вот я, скажем, в очках. Я – не очень хорошо вижу.
– А… Я – хорошо.
Значит, зрение нормальное. И этот взгляд – не признак близорукости или астигматизма.
– Я вас пригласила, – сказала Ольга Макаровна, – потому что вы пожаловались на меня директору.
– Я бы и сама к вам зашла, Ольга Макаровна, без приглашения! – теперь уже засмеялась я. – А директору я еще не жаловалась, я лишь написала просьбу, вежливую и корректную, чтобы ваши домашние задания были рассчитаны на среднего ученика, который должен в день сделать пять-шесть уроков, и желательно, чтобы он их подготовил сам, а не списал у товарищей или в Интернете. Еще я попросила, чтобы вы нам химию преподавали обычно, не углубленно. Ну вы же читали письмо. Я поблагодарила вас за творческий подход и попросила сбавить обороты.
– Вам лично что надо? – тихо спросила химоза, подойдя ко мне. – У вас выходит пятерка. Вам – что надо?
Я – не боец. Но расплеваться до конца я в случае необходимости могу. А подвести Катьку и расплевываться с химозой было невозможно. Ведь моя бабушка брала моей химозе билеты и в девятом классе, и в десятом… Шила и шила билетерше, сидела по вечерам с ее необъятными платьями, а то и с меховыми накидками, колола себе иголкой пальцы, шла наперекор своим представлениям о том, в какой стране мы живем и какой ценой мы должны добиваться своего, скрывала все от моей мамы, от деда… Пыталась найти хорошие слова, чтобы я знала: бывают такие колбы, с которыми по-другому нельзя, но это не есть закон нашей жизни, закон другой…
– Пожалуйста, не задавайте так много на дом, – повторила я.
– Если у Кати будут проблемы – я всегда в своем кабинете! – весело помахала мне вслед химоза. – Пусть приходит – разберемся.
«Расчетное время приготовления домашнего задания – 22 минуты», – такая запись появилась в электронном журнале на следующий день. Химоза, скрепя сердце, дала на дом две задачки, решаемые. На двадцать две минуты. Недели три она считала время, держалась, а потом вернулась к своей обычной практике.
Если до моего прихода у Кати проблем не было, то после – появились. Химоза выждала месяца два-три, чтобы не сразу, не очевидно. И стала ставить Катьке двойки, тройки, колы… За что? А кто же знает? Контрольные работы на дом не отдают. Вот не отдают и все тут. Двойка! И точка. Учи не учи. Двойка. Катя, круглая отличница с первого класса, получила в четверти тройку. Как-то мне это удивительно напомнило мое собственное детство, только с некоторыми нюансами…
– Может, тебе сходить к директору? – предложил мне Данилевский, когда я в очередной раз стала жаловаться ему на самодурство химозы. – Ты же любишь всех учить. Вот, сходи, научи директора, всё там, как положено… Расскажи, как преподавать химию… Как жить, в чем правда, почему Россия – великая страна… Поагитируй… Сходи, сходи…
Я постаралась не обращать внимания на недобрую иронию Данилевского.
– Я уже сходила.
– И что директор? Послушала тебя?
– Да, послушала. Выслушала, точнее. И объяснила, что Ольга Макаровна – один из лучших учителей в школе. Ее не поняли в соседней гимназии, а наша директор ее поняла, взяла на работу. И теперь та пишет свой курс. Талантливый, гениальный. Потому что все существующие учебники очень плохие.
– Ну и что тебя не устраивает?
– Может быть, пусть она сначала курс напишет, его утвердят в Министерстве просвещения, ну там… рецензенты почитают, редакторы… а потом она уже будет его проводить в нашем классе? И с двойками Катиными – ну это же просто… Я не знаю слова.
– Материться надо, Лебедева.
– Не умею. Ну как это, ты мне скажи? По всем предметам – пять с плюсом, по химии – три. И ведь за хвост не ухватишь! Учебника – нет! Понять, что она требует, – невозможно, проверить знания ребенка – невозможно. Она задает любой вопрос – из ниоткуда, с третьего курса института, и Катька – сыпется! И директор на все это сквозь пальцы смотрит и предлагает нам, в случае чего, перейти на домашнее обучение! Кате – на домашнее обучение! Это все равно что я ей, директрисе, предложу работать дома.
– Вот, Лебедева, видишь! А когда я говорю, что в твоей стране все прогнило и царь у тебя плохой, – ты со мной ругаешься, ребенка против меня настраиваешь. Пойдешь на митинг в субботу?
– Нет, не пойду.
– А то бы пошла, написала бы плакатик – «Долой нашу химозу, самую самодурную химозу в мире, продажную сволочь», а, как? Поорала бы там с народом…
Чем хорош Данилевский, он хоть и против всего, категорически, но сам на митинги не ходит, времени попусту не тратит.
– Может, попробуем ее купить? А, как? Лебедева, как ты на это смотришь?
– Кого, директрису?
– Да нет, химозу. Сколько она может стоить?
– Не знаю. Видела ее мужа как-то… Они вообще приезжие, а он похож на… – я задумалась, – знаешь, ребята такие крышующие есть… Вертятся вокруг уличных овощных ярмарок, в Подмосковье на рынках шныряют с азербайджанцами… Вот такой.
– Это серьезно! – засмеялся Данилевский. – Ну сколько ей предложить?
– Нисколько. Нет. Я не знаю, продается она или нет, или просто самодурка. И – в любом случае – нет. Ни для этого мы с Катькой по семь часов с пятого класса спим, чтобы так унижаться и позориться.
– Весь мир насилья мы разру-ушим, до основанья, а затем… – пропел Данилевский. – Дура ты, Лебедева. Вроде книжки пишешь, а – дура дурой, как была, так и осталась. К человеку подход нужен, а ты… Коньячок там, икорка, денежки… Глядишь, и самодурка расплывется в улыбке… А побольше принести, так и кланяться будет… А, как? Мне для Катьки не жалко.
– Нет.
Раньше как воспитанный грузчик я ругалась только за рулем. Теперь я начала выражаться самыми своими последними словами, когда Катька, подобрав на стуле под себя голые ноги, шла с химией на третий, четвертый час…
– Мам, ну ты же приличный человек! – укорила меня Катька. – Не ругайся!
– Тетрадку закрывай! На фиг! – закричала я. – Компьютер выключай!
– Мам, ты спать ложись, а я через… полчаса, хорошо? Иди, почитай, засыпай… Тебе меня будить завтра с утра…
– К чертовой матери! – взорвалась я, понимая всю бессмысленность, безвыходность, нелепость и замкнутый круг. – К чертовой матери твою химию! К чертовой матери твои пятерки чертовы!
– И я тоже так считаю… – пробормотала Катька. – Тем более, по химии у меня теперь тройка… А я хочу хотя бы четверку… Мам, кальций – это металл?
– Кальций – это мел!!! – чувствуя, что у меня сейчас лопнет голова, я старалась не кричать. – Мел!!! Понимаешь? Дети мел едят, когда им кальция не хватает! Пиши – «кальций – это мел» и ложись спать… Это бесполезно, Катя!
