Сима была совершенно не виновата. Она даже не просила отвезти ее на станцию. Я сама предложила и настояла. Но почему-то у меня в голове Сима была накрепко связана с моей аварией и огромным долгом по ремонту чужой машины, который на мне повис на несколько лет. Так мы на какое-то время почти прекратили общение. А тут она сама окликнула, стояла, радостно улыбаясь.
– Хорошо, что я тебя встретила! А то все как ни приеду – нет вас и нет. Сад вроде в порядке, а вы куда-то умотали. Ты никуда не уезжаешь? – спросила меня Сима. – Поболтаем, на речку сходим. Катюша у тебя такая большая, Тимошка смотрит на нее, стесняется, – подмигнула она мигом зардевшейся Катьке.
– Сим… И нам хорошо, что мы тебя встретили. Мы завтра утром уезжаем. Польешь нам цветы?
– В саду? – Сима с некоторой оторопью оглядела наш необъятный сад.
– Да какой там – в саду! Дождик польет, если будет, а не будет – так у нас все привычные, закаленные, других не держим. Нет, в доме. У меня домашние цветы.
– В Москву ехать? – испуганно спросила Сима.
– Да ну что ты! На веранде – тридцать горшков.
– Тридцать два, – вставила Катька, тут же опустив голову.
Она знала, что нарушает наш неписаный, но сто раз говоренный и постоянно попираемый ею закон – не поправлять меня при людях. Получается, что я вру, что ли, когда она, ради истины, уточняет: «Не два дня назад, а неделю! Не сто рублей, а сто двадцать! Не всегда, а только три раза…» Вот и сейчас.
– Да, Сим, вот девочка Катя точно посчитала – тридцать два горшка, и еще две розы в саду. Польешь?
– Полью, конечно! Спрашиваешь! Сейчас, я приду, подожди, я тебе тарелочек одноразовых из «Олимпийского» привезла, подрабатывала баба Сима зимой, зубы ремонтировала, вот, видишь, красивая теперь… – Она опять подмигнула Катьке. – А как твоя бабушка?
– Ничего, – ответила Катька, чья любимая бабушка тогда еще была жива. – Но к нам не приедет, наверно. Она больше из дома не выходит.
– А-а… Плохо… – Сима искренне похлопала Катьку по плечику. – Ну не переживай. Ты, главное, звони бабушке. У нее есть мобильный?
– И мобильный, и домашний, – вздохнула Катька.
– Вот, и мне дети купили! – похвасталась Сима и показала нам старенький голубой «Нокиа».
– О! У меня такой был в первом классе! – тут же выставилась вперед Катька и осеклась под моим взглядом. – Очень хороший телефон, удобный…
– Очень! Очень, – согласилась Сима, – просто чудо! Р-раз – и позвонила, кому хочу! Ну, давай, я побегу за тарелочками, и ты мне потом покажешь, что да как, сколько поливать.
Цветы прекрасно дождались нас. Один цветок Сима проглядела, не поливала, он почти погиб, ароматный комнатный жасмин с темно-зелеными глянцевыми листочками. Но остальные были в порядке.
Мама моя на дачу не приехала, как и обещала. Катька в то лето еще вытянулась и перестала играть с Симиным внуком Тимошей в бадминтон. Мальчики и девочки, подрастая, теряют общие интересы. Они появятся у них чуть позже, когда зазвенит, зашумит в ушах, побегут новые, волнующие соки по всему телу, когда девочкам захочется душиться, у мальчиков клочками начнет расти первая бородка и пушок над губой. А пока – уже не малыши, но еще и не подростки, они перестали даже толком здороваться.
Я же перестала здороваться с начальником помойки и его супругой. Подумав, я не стала убирать со стен Шурины вышивки, которые то тут, то там висели в нашем дачном доме. Висят и висят. Я к ним привыкла. Мне их дарила моя подружка Шурочка, простая, образованная, смешливая, зоотехник, цветовод-любитель, которая хотела со мной общаться. Не знала, чем порадовать меня, городскую, рафинированную, далекую до невозможности. Верила ли она, что я с ней дружу? Что я к ней искренне отношусь? Что восхищаюсь ее талантами, достоинством, любознательностью? Что желаю ей счастья с обормотом Саней? Не знаю. Я для нее – из другого мира. У меня в подъезде черный сверкающий пол, отражающий мою дорогую шубу и неброские австрийские сапожки, у меня редкая, исключительная профессия; я знаю четыре европейских языка; у меня великолепная машина, старая, но самая удобная и мощная – вечная зависть Санька, который всегда с нежностью гладил симпатичную морду моего внедорожника; я езжу за границу, я не считаю деньги, даже когда у меня их мало, не коплю, не жадничаю; я смеюсь над старыми трениками и ни во что их не ставлю. Она верила, что я с ней дружу? Я – верила.
С тех пор прошло несколько лет. У меня появилось в саду много роз. Они прекрасно растут, мало ухоженные, не окученные, кое-как удобренные. Растут и благоухают огромными ароматными цветами, фиолетовыми, солнечно-оранжевыми, белыми, томно-лиловыми, бархатно-красными. И прекрасно растут хосты – я люблю пестролистные растения, и дома, и в саду. И они меня любят, судя по всему. Терпеливо переносят засуху, долго цветут изысканными фиолетово-розовыми колокольчиками на длинных, стремительно выброшенных стебельках. Мои комнатные питомцы за это время так разрослись, что некоторые не влезают в машину, даже в мою, очень большую. Их, скрепя сердце, приходится оставлять в городской квартире, где летом очень жарко – для цветов, для людей, для будущей собаки, которую вот-вот уже пора покупать. Ведь я хочу по-прежнему провожать Катьку в школу, но скоро над ней будут смеяться даже пятиклассники, которые ходят одни и сами тащат свои тяжеленные портфели, и сами тайком бегают в магазин за сухариками и колой после уроков…
У нас многое изменилось.
Больше нет моей мамы, и не нужно ранней весной начинать издалека разговор о возможном приезде на дачу. «Я просто так говорю, мам! Я не укатываю тебя в асфальт, не прижимаю к стенке, не заставляю, мам! Я просто хочу, чтобы ты приехала, подышала воздухом, посмотрела на цветы, на закат, поела земляники с нашей лужайки!» Больше ничего этого не нужно.
Катька растет и хорошеет. С Тимошей насмешливо здоровается. Почему насмешливо? Пока не знаю. Думаю, ни почему, просто мальчики вызывают интерес, который лучше всего спрятать от самой себя в иронию и насмешку.
Сима хромает, но на дачу ездит. Помогает детям с прополкой, с растущим малышом – у Тимоши за это время появился младший братик, как две капли воды похожий на того маленького Тимошу, с которым когда-то дружила Катька, только смелый и общительный.
– Пливет! – кричит он нам с Катькой через забор, а Тимоша краснеет и отворачивается.
Сад мой так и не преодолел свою природную примитивность, розы растут как чертополох, так же уверенно и независимо, дорожек у нас по-прежнему две – до бани и до рукомойника, а сорняки, если они хорошо пахнут и красиво цветут, принципиально не косятся. И сорняками не считаются. Ромашка, колокольчики, сурепка, зверобой, дикая гвоздичка – разве это сорняки? Это прекрасные луговые цветы, которые можно собирать в букеты и дарить друг другу. Я – Катьке, Катька – мне…
Старые треники правят себе нашим товариществом как и прежде. Шушукаются, ковыляют друг к другу с загадочным видом, с папочками под мышками. Купили компьютер, хороший. Чтобы как положено считать общественные деньги и налоги. Теперь все только через программу Excel! С которой треники, вероятно, и разбираются, собравшись вечерком на участке у кого-нибудь из них, закурив свои вонючие серые папироски и хитровато оглядываясь на гуляющих дачников.
