– Переживаешь?
– Нет! – Катька изо всех сил улыбнулась. – Вот, видишь, улыбаюсь, улыбаюсь, не плачу!
– Переживаешь…
– Нет! Просто… Просто я ненавижу маримбу. И валторну ненавижу. И такс! Самые глупые собаки! И злые! Поэтому у старухи Шапокляк была такса!
– Хорошо, – кивнула я и попробовала обнять Катьку.
– Нет, не надо меня жалеть! – высвободилась она. – И еще я ненавижу Литву! И море это холодное, коричневое, и концерты, и чаек, и закаты, и все вообще. Курляндия… тухлая!
– А холодный борщ и картофельные котлеты по-королевски?
– Не смешно, мам!
– Прости, дочка…
– Да что ты так трагично, мам! Никого не похоронили!
«Кроме твоей первой любви, дочка», могла бы сказать я, но не стала выводить в текст. Не произнесено, вроде и нет этого. Пусть не будет такого мифа в нашей маленькой дружной семье. О Неудавшейся Первой Любви. Пусть не будет такого начала бурных Катькиных историй. А что они будут бурными, сомнений у меня никаких нет.
– Что, не ставить песни в Youtube?
– Почему не ставить? Ставь. Ты отлично их записала.
– А писать «Dedicated to L.» – «посвящается Л.»?
– А как ты думаешь сама?
Катька изо всей силы потрясла головой.
– Нет! Нет! И с днем рождения поздравлять не буду! Мам!.. Мам! Я права?
Не знаю. Понимаю, что не имею права не знать. Но я не знаю.
– Катюнь, сгоряча ничего не делай. Еще почти неделя до дня рождения. Песни поставь. Их же любой может послушать в Youtube… Насчет посвящения… Решай, как тебе сердце подсказывает.
«I don’t know where your days are spent
Your lovers and your friends
But who knows for sure
Of whom you have been thinking…»
«Не знаю, как проходят твои дни, не знаю твоих любимых и друзей, но кто знает точно, о ком ты думаешь…»
– Я чуть-чуть слова переделала, ты не заметила? А то было как-то унизительно, как будто она поет человеку, который точно думает не о ней. А теперь получше стало, да? «Who knows for sure…»
– И правда, гораздо лучше, – согласилась я, в душе радуясь Катькиному природному оптимизму. – Я и не заметила. Слушала тебя и думала, как ты хорошо поешь и какая ты красивая…
– Мамуль! – Катька подошла ко мне и горячо обняла. – Ты меня любишь, да?
– Катюня… Тебя невозможно не любить. И потому что ты моя дочка и не потому что.
– Не все так думают, мам…
Я поцеловала Катьку:
– Ну и ладно, первый блин комом…
– А как же Косторевич? Помнишь, ты мне присмотрела весной балалаечника? Озабоченного на всю голову… Еще заставляла с ним знакомиться…
– Ну хорошо, значит, второй тоже комом.
– Мам, а давай наших женихов считать в какой-нибудь другой валюте? А то у тебя блины не получаются.
И правда. Не испекла в жизни ни одного нормального блина – все кривые, оплывшие, с одной стороны толстые, с другой рваные, подгоревшие. Маленькие аппетитные оладушки печь умею, а блины – нет. Безо всяких символов. Блины – блинами, мужчины – мужчинами. Но и там и там ничему толковому не научу. И Катьке ерунду всякую советую. Весной увидела мальчика, очаровалась им, решила познакомить с Катькой, толком ничего про него не узнав. А узнать теперь так просто – они всю свою личную жизнь сами выставляют в Сети. Кто, с кем, зачем, надолго ли… Летом поощряла странный роман, явно увидев в литовском принце что-то свое…
– Все, будешь жить своим умом. Мою судьбу жить не будешь. Свои ошибки делать, на своем языке с мужчинами разговаривать, на моем они не понимают, что-то другое слышат, теряются…
– Не переживай, мам! – снова обняла меня Катька. – «Мне влюбиться слишком рано, а быть может, слишком поздно…» – это про нас с тобой. Зачем нам с тобой женихи? Давай про что-нибудь другое. Мне надоело уже про мужчин говорить. Да?
– Да, – засмеялась я. – А про что тогда?
* * *
– Мам, мам! – Катька с хохотом занеслась домой. – Весна, весна настоящая на улице! Ты так и просидела за компьютером? Не выходила?
Я покачала головой.
– Мне сдавать книжку.
– Потом выйдем, вместе, да? Мам, мам, ты знаешь, я просто сегодня врезалась на перемене в Давида…
– В симпатичного высокого задумчивого осетинского князя? – уточнила я.
– Мам, мам, ну что ты смеешься… Давид у нас в школе один… Он хотел что-то сказать, но я так спешила, просто ему рукой помахала.
– Ладно. Хотя бы не мусульманин.
– Мам, ты о чем?
– Да так, о своем, о девичьем. И что Давид? Потом ты его еще видела, на другой перемене?
– Да, представляешь! И на следующей, и на последней! Все время на него натыкалась! Главное, так смотрит, как будто сказать что-то хочет, а ничего не говорит. Только смотрит, смотрит. И дверь мне открывает! Она и так открыта, а он пошире ее открывает.
– За кинжал не хватается, когда рядом с тобой ваши барбандосы катятся?
– Да у него вряд ли есть кинжал… – серьезно ответила мне Катька. – Что, думаешь, кинжал в школу носит?
– А то! Князь же! Ой, дочка… А попроще там, Васи какого-нибудь, не знаю… Лёнчика нет?
– Лёнчика точно нет! – отчеканила Катька. – И не будет никогда. Слышишь? Человека с таким именем не будет рядом со мной никогда! Ни Леопольда, ни Леонида, ни…
Я покачала головой.
– Не зарекайся, дочка… Посмотри в «Фейсбуке»…
– А что там? – небрежно спросила Катька и тут же порозовела.
Давно я не видела у нее этого румянца. С прошлого лета. Вернее, с начала осени, когда она последний раз сидела ночью и так странно, по-другому, по-своему, как я не умею, общалась со своим литовским принцем-валенком.
– Послание тебе. На вашем языке. К песне, которую ты еще осенью спела и посвятила ему.
– «I’m thinking of you»? «Думаю о тебе»? И совершенно не думаю о твоих любовницах с картофельным носом…
– Нет. Ко второй. К веселой, колумбийской. Где ты босиком приплясывала. С Анатолием Михайловичем.
В комментариях к песне было следующее:
Картинка – большой палец. То есть, «Это очень хорошо, ты хорошая, красивая, талантливая».
Картинка – веселый смайлик. «Мне понравилась твоя песня, я радуюсь, мне хорошо».
Картинка – танцующий человечек и знак вопроса. «Это кто? Вижу, он тоже взрослый. Такой же, как я. Почему он с тобой танцует? Просто так? Или не просто?»
Картинка – просто человечек и грустный смайлик. «Это я, грустный, потому что меня нет с тобой, ты танцуешь с другим, со взрослым красавчиком, босиком… А я выбрал не тебя, а некрасивую девушку с валторной».
