На сей раз его оборвал Власов значительным крестьянским смешком.
– А вот тут-то как раз все просто, Федор Иванович. Да просто около этого кормится и спасается от военной службы на фронтах ох как много немцев разных рангов! То есть тут еще непонятно что ради чего существует. Пользы от них никакой нет и быть не может, но это мало кого заботит, а личная выгода для многих есть, да еще какая.
– Тогда и я вам скажу, Андрей Андреевич. – Трухин снова поднялся и стал неслышно ходить по дорогим байдалаковским коврам, явно трофеям Роммеля. – Игра немцев с разными национальными группировками и поддержка ими всевозможных направлений и течений, как бы слабы и беспочвенны они ни были, проводится так настойчиво, что не оставляет ни малейшего сомнения в обдуманности и преднамеренности подобной политики. Руководители Германии смертельно боятся всякой сильной России, и объединение ее народов кажется им одинаково ненавистным и грозным, независимо от того, происходит ли оно под флагом коммунистической революции, на основе восстановления монархии или, простите, на демократической платформе комитета генерала Власова. Именно из-за этого смертельного страха они упорно не хотят понять, что победить большевизм можно, только объединив в один мощный кулак все народы Советского Союза и отбросив безумную фантазию о порабощении этих народов.
Власов слушал, насупившись и молча, но Трухин видел, как закипает у него внутри тяжелое крестьянское недовольство, когда слушающий понимает справедливость слов другого, но признать ее не хочет и не может. Именно такую реакцию Трухин не раз видел у своих крестьян, причем крестьян дельных, умных и совершенно порядочных. Но он сделал вид, что не замечает реакции Власова, и спокойно продолжал:
– Перспектива легкого обогащения за счет неестественного раздробления безбрежных пространств Европейской России на мелкие, взаимно враждующие народности кажется им такой соблазнительной, что они не могут от нее отказаться даже тогда, когда дела идут уже не столь блестяще. Знаете, – Трухин вдруг вспомнил гимназические уроки географии и старичка Петра Семеновича, которого, несмотря на косноязычие, заслушивались все классы, – у некоторых африканских племен есть старый туземный способ ловить обезьян. В глиняный кувшин с узким горлом насыпают орехов и оставляют его в лесу, а охотник садится в стороне и ожидает. Обезьяна засовывает лапу в кувшин, набирает полную горсть орехов, но не может их вытащить через узкое горлышко. Тогда охотник подходит и совершенно спокойно ее ловит. Обезьяна видит опасность, но не в силах разжать лапу и выпустить добычу. Ее губит жадность. Эта же жадность губит немцев. И поэтому я скажу вам откровенно, Андрей Александрович. Я не хочу гибнуть вместе с обезьянами и потому готов быть вашим помощником, что бы и как бы ни было. Больше я ни о чем не буду у вас спрашивать, не стану требовать гарантий, как Лукин, торговаться, как иные. Мы должны сделать все, что возможно в этой ситуации, и даже больше, чем возможно, – иначе Россию ждут еще худшие времена. Мне лично ничего не нужно, только возможность работать. – И он снова протянул Власову руку.
Тот пожал ее на этот раз спокойней и раздумчивей, хотя и не поднялся в ответ.
Трухин отошел и прислонился к стене, ожидая, когда Власов позовет остальных. Но тот почему-то медлил.
– А жаль, что вы белая косточка, Федор Иванович, – вдруг произнес Власов, зеркально возвращая Трухину его собственную мысль. – Были бы вы нашим, далеко бы пошли. Дальше меня. А так… Глубоко, тонко мыслите, но… узко. Кастово, можно сказать.
– Возможно. Но в этой кастовости, как вы выразились, есть свои преимущества, поверьте. Вот такие, например. – И Трухин своим глуховатым голосом, ровно и почти бесстрастно прочел, глядя куда-то в ему одному ведомую даль:
Бывают ночи: только лягу,
в Россию поплывет кровать;
и вот ведут меня к оврагу,
ведут к оврагу убивать.
Проснусь, и в темноте, со стула,
где спички и часы лежат,
в глаза, как пристальное дуло,
глядит горящий циферблат.
Закрыв руками грудь и шею, —
вот-вот сейчас пальнет в меня! —
я взгляда отвести не смею
от круга тусклого огня.
Оцепенелого сознанья
коснется тиканье часов,
благополучного изгнанья
я снова чувствую покров.
Но, сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
и весь в черемухе овраг!
[153]
А у вас – это вряд ли так… А теперь давайте действительно к делу. Миша, мы готовы! – отворив двери, крикнул он в глубину квартиры.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Листовка ГлавПУРа
Смерть презренному предателю!
Бывший советский генерал Власов оказался холуем и шпионом немцев. Немецко-фашистские жулики трубят на весь мир о том, что у них подвизается генерал А. Власов, который якобы создает русскую армию на территории, оккупированной немцами.
Кто такой Власов?
Власов – подлец и предатель, продавшийся немцам. В 1937–38 годах Власов участвовал в троцкистском заговоре против народа и вместе с другими врагами народа пытался загубить нашу родину. Власов является активным участником контрреволюционной троцкистской организации, которая вела тайные переговоры с немцами и японцами о продаже им советских земель: Советского Приморья и Сибири – японцам, Советской Украины и Белоруссии – немцам. Когда советским органам стало известно о заговорщицкой деятельности Власова, он был привлечен к ответу. К этому времени контрреволюционная банда троцкистов была раздавлена и уничтожена. Привлеченный к ответу, Власов сделал вид, будто он раскаялся, и вымаливал прощение. Советское правосудие простило Власову его преступления и дало возможность искупить свою вину работой в рядах Красной Армии против немецких захватчиков.
Летом 1941 года обманщик Власов нарушил военную присягу, сдался под Киевом в плен немцам, пошел в услужение к немецким фашистам, завербовался как шпион и провокатор.
Это было второе тягчайшее преступление Власова перед своей отчизной. Его раскаяние оказалось фальшивым. Двурушник Власов обманул советский народ. Власов был и остался презренным изменщиком.
Возвратясь по заданию немецкой разведки из-под Киева, шпион Власов объявил, будто вышел из окружения. Ему дали возможность доказать свою невиновность в боях против немцев на Западном фронте. Боясь, что его уличат как клятвопреступника и предателя, изменник Власов не решался здесь некоторое время вести свою преступную деятельность провокатора и шпиона. Попав позже на Волховский фронт, гитлеровский шпион Власов завел по заданию немцев части нашей 2-ой Ударной армии в немецкое окружение, погубил много советских людей, а сам перебежал к своим хозяевам – немцам. С этого времени Власов полностью разоблачил себя как гитлеровский шпион, предатель и убийца советских людей.
