— Посуди сам, я тебя точно ненавижу. Ты совсем не похож на того мужчину, за которого, как мне казалось, я выхожу замуж.
— Я самый что ни на есть тот мужчина. Загадка в том, почему я до сих пор не развелся с тобой.
— С чего бы тебе этого желать? Я умна, талантлива и могу быть любящей и преданной. У меня для этого есть все задатки.
— Помнишь, как мы ехали ночью по Парк-Авеню, ты на капоте такси, а я на подножке, держась за крышу?
Я улыбнулась.
— Мы тогда познакомились с Дотти в ресторане отеля «Алгонкин»?
— Угу. Банни тогда устроил ужин… Нью-Йорк срывал «крышу», это точно.
— Боже, ну и веселье было.
Скотт потянулся взять меня за руку.
— К черту все! Ты — любовь всей моей жизни.
И все же теплые слова — не панацея. Мы пробили себе такую глубокую колею, так вымотались и измучились, что ни у меня, ни у Скотта не было сил сменить направление.
В начале февраля я пробрела шесть кварталов по промерзшему, засыпанному снегом бетону к дому Сары Хаардт Менкен. В голове у меня крутилось: «Серый, холодный день, серый, холодный месяц, серая, холодная жизнь. Тело Тони в гробу было серым и холодным, как и тело папы, когда он меня оставил. Серость и холод — вот что ожидает любое живое существо». Даже легкий снег, хлопьями спускающийся с неба, казался мне серым. Ветер сгонял мне под ноги клочья рваной бумаги. Мимо пропыхтел грузовичок службы доставки, изрыгнув мне в лицо облако маслянистого дыма. Господи, почему ты убрал все краски из Балтимора? Неужели недостаточно было просто забрать все тепло?
У крыльца Сары я посмотрела на дюжину ступенек, будто стояла у подножия горы Монблан. Может, проще развернуться и пойти домой?
Вот только внутри, за одним из этих окон, сидит Сара.
Мне было жизненно необходимо увидеться с подругой, с моим эталоном. Дело не в том, что я хочу пожаловаться на что-то определенное, не случилось никакого кризиса, никакого особого события. Список обид, причиненных мне Скоттом, стал таким длинным, что сам дьявол замучился бы выслушивать его. Но сейчас, когда Скотти весь день проводила в школе Брин-Мор, наш дом стал необитаемым, бесцветным, скучным, холодным, бесцельным. А может, это просто я такая.
— Сегодня ужасно серо и холодно, — сказала Сара, когда горничная проводила меня к ней в гостиную. Она закашлялась. — Не нужно было приглашать тебя в такое ненастье.
— Нет, я рада тебя видеть.
— Господи, как же ты исхудала! Ты вообще ешь? А руки холодные, как лед. Садись у камина. Хочешь горячего бульона?
— Да, конечно, — тускло произнесла я. Нужно приложить больше усилий. — А где Генри?
— В офисе. Сегодня вторник.
— Конечно. — Я невидяще уставилась на каминную решетку.
Вторник. Конечно.
— А Скотт?
— Со вчерашнего дня его не видела.
— Ах, Зельда… отчасти именно поэтому я и хотела с тобой встретиться.
— Ты знаешь, где он? — Я обернулась к ней.
— Нет, — она покачала головой, — но мы видели его в пятницу. К Генри пришли друзья — просто тихо посидеть, ты же знаешь, какой он у меня. — Она прервалась, закашлявшись. — Ни выпивки, ни музыки, сплошные разговоры о книгах. И тут внизу раздался грохот, а в следующую секунду по ступенькам начал карабкаться Скотт, спрашивая, почему начали без него.
— Но его не приглашали.
— Да. Поэтому произошел небольшой спор. Он часто заходит — иногда поздно вечером, когда мы уже давно легли спать. Генри начал терять терпение. Он сказал: «Скотт, неужели ты не видишь, что вечеринка не будет тебе по нраву?» А Скотт ответил: «Да, конечно, и пусть я написал новый роман, который печатают в журнале «Скрибнер», но я не отвечаю высоким стандартам, чтобы стать частью этой почтенной компании. Зато у меня есть, — он расстегнул штаны и спустил их, — это».
— Он показал свой?..
Сара кивнула.
— Я, конечно, отвернулась. Нам было страшно за него стыдно, и Генри вытолкал его из комнаты. А потом Генри сказал, что пора прекращать общение с вами обоими. У него просто пар из ушей шел. Клянусь, этого с ним никогда не случается.
Меня замутило.
— Кто его за это осудит?
— Но по отношению к тебе он смягчился. На самом деле против тебя он ничего не имеет. Но, Зельда, Скотту нужна помощь. Как ты это выносишь — оставаться рядом с ним?
Я пожала плечами.
— А когда ты сама последний раз показывалась врачу?
— Это не имеет значения, — ответила я. — Они не могут меня вылечить. У Скотта все равно нет денег, чтобы им заплатить, а своих сбережений у меня тоже нет.
Я перевела взгляд на окно. Бледно-серые облака, серые здания и темно-серая вода в заливе.
— Может быть, тебе пожить у Тутси или Тильды?
Я снова пожала плечами.
— Ты что-нибудь пишешь?
— Мне запретили. Врачи согласны со Скоттом, что это может мне навредить. Вероятно, они правы.
Сара снова начала кашлять. Казалось, это продолжалось бесконечно. Когда она убрала от губ платок, на нем остались следы крови.
— А когда ты последний раз показывалась врачу? — спросила я, когда ее отпустило.
— Генри заставляет меня ходить на прием дважды в месяц. Но, конечно, никто ничего не может поделать.
Эти слова, открывающие истину о ее жизни, и моей жизни, и жизни в целом, просочились в мой разум и беспрерывно повторялись у меня в голове. Никто ничего не может поделать.
Я держалась за них, как за мантру, читая вышедшие в журнале главы «Ночи», в которой ожидала увидеть трагическую, но, несомненно, окутанную романтическим флером и хорошо прописанную историю, основанную по большей части на нашем опыте. Но нет, нет… Скотт использовал целые абзацы выстраданных мною писем, которые я писала ему из «Пранжена». Он превратил свою не-меня в почти кровожадную жертву инцеста, которая в конце концов исцеляется, только полностью высосав жизнь из своего когда-то восторженного мужа. Я не могла отстраниться от этой истории, не могла разделить себя и Николь.
Я ничего не сказала. Я налила себе выпить. Потом еще раз. И еще.
Никто ничего не может поделать.
Наверное, эти слова отразились у меня в глазах и на лице, и в какой-то момент Скотт это заметил. Так я оказалась в палате Фиппса.
— Расскажите, что вы чувствуете.
— Расскажите, о чем вы думаете.
— Вы злитесь? Вам больно? Страшно? Грустно?
Я ничего не отвечала.
Мне было пусто.
В Фиппсе отказались браться за лечение такой непокорной пациентки. Скотт посоветовался с доктором Форелом, и меня отправили в «Крейгхаус», лечебницу в Биконе, штат Нью-Йорк.
