Заиграла музыка, и Скотт подошел к нам с Сарой.
— Я убедил вашу подругу-пианистку мисс Харт сыграть нам фокстрот. Потанцуем?
— Учитывая, сколько усилий вы потратили, полагаю, мне стоит согласиться.
— Она всегда так остра на язык? — спросил Скотт у Сары.
— Советую вам быть поосторожней, мистер, — откликнулась она.
Чуть позже он рассказал мне о том, как проехал на поезде через всю страну — из Принстона через Чикаго в Сент-Пол. В его рассказе земля была устлана сверкающими бриллиантами, попутчики, которых он изображал в лицах и красках, были мудрыми, забавными или печальными, а из городов, как из рога изобилия, лились честолюбие и промышленность.
«Какой он опытный», — подумала я.
Я-то, напротив, не бывала от дома дальше, чем в горах Северной Каролины.
«Опытный, но при этом дружелюбный и резвый, как золотистый ретривер», — размышляла я.
Я уже собиралась спросить, не было ли у него в роду золотистых ретриверов, но тут папа отвел меня в сторону:
— Малышка, пора откланиваться.
— Еще рано.
— Неважно. Мистер Фицджеральд уже трижды предложил нам один из этих коктейлей. Ему следует быть сдержанней.
Я подумала, что коктейль вполне заслуживал внимания, которое ему уделял Скотт, но с папой этой мыслью делиться не стала.
— Уверена, он не станет этого делать, — рассмеялась я.
Отец прищурился.
— Не сомневаюсь, ты тоже отказалась.
— Да, сэр, — соврала я. — Ну, выпила глоточек шампанского, чтобы не оскорбить хозяина вечера. Не хотелось, чтобы кто-то решил, будто ты меня плохо воспитал.
Но папу так просто не обмануть.
— Ясно, что он тебе не пара. Я не желаю, чтобы ты продолжала тратить время на этого мальчишку.
— Ну, судья, это же ее день рождения. — Мама положила ладонь ему на предплечье.
— Я бы очень хотела остаться, папочка, — умоляюще проговорила я. — Здесь все мои друзья. Как это будет выглядеть, если я уйду так рано?
Он задумался, затем тяжело вздохнул, будто его шестьдесят лет невидимым грузом давили ему на плечи.
— Тогда пусть Тутси проводит тебя домой, — постановил он, глядя на Скотта, который строил на столе башню из пустых бокалов. — Ясно?
— Да, папочка. Но он хороший человек, тебе просто надо узнать его получше. Когда ты был в нашем возрасте, все было иначе.
Увидев, что мои родители уже в дверях, Скотт бросил свою башню и подбежал пожать руку папе и поцеловать маму в щеку.
— Спасибо вам обоим, что пришли. Зельде повезло, что у нее такие родители. И как вы славно над ней потрудились! — добавил он, обнимая меня за талию. — Замечательная девушка.
— Хм, — ответил папа.
— С днем рождения еще раз, детка, — сказала мама, обнимая меня. — Мы очень тобой гордимся. Трудно представить, что ты уже совсем взрослая. — Ее глаза затуманились. — Все мои дети уже выросли. — Она посмотрела на отца. — Судья, вы должны помочь мне понять, как такое произошло.
— Самым обыкновенным образом, — отозвался отец, подхватывая ее под локоть. — Спокойной ночи, малышка.
Как только они вышли, Скотт обернулся, взял меня за руку и крикнул Ливи:
— Милая девушка, сыграйте нам танго!
* * *
В нашем переполненном женщинами доме папа уединялся в библиотеке — маленькой комнате, заставленной ломящимися от книг стеллажами из темного клена. Он унаследовал множество книг от своего отца, а потом щедро пополнил коллекцию. Читал серьезные романы, биографии, книги о философии и истории — все это, по его словам, помогало ему лучше понять участь людей, а это понимание в свою очередь помогало ему лучше судить.
«Такой умный человек, как мой отец, который впридачу так любит книги, должен обязательно оценить планы Скотта», — решила я и за ужином через несколько дней после праздника заговорила о романе Скотта.
— Он назвал его «Романтический эгоист». У него пока нет издателя, но одно хорошее издательство — «Скрибнерс» — рассматривает рукопись в эту самую минуту.
— Писательство — хорошее занятие для досуга. Признак живости ума. Но на жизнь этим не заработаешь. На какую службу он планирует поступить?
— Писать книгу — это работа, — неуверенно возразила я. Все профессиональные писатели, о которых я слышала, были очень известными и уже умерли. — Чарлз Диккенс зарабатывал этим на жизнь. Генри Джеймс тоже.
Папа в ответ поморщился.
Тутси сочувственно улыбнулась.
— Лейтенант Фицджеральд — очень активный молодой человек.
— Активностью, — фыркнул отец, — семью не накормишь, особенно если большая часть его так называемого дохода уходит на выпивку. Фицджеральд — это, знаете ли, ирландская фамилия. Надо думать, он католик. Я человек справедливый, но этот народ заработал дурную славу не на пустом месте. Малышка, тебе не стоит в это ввязываться.
Я закипела:
— Ни во что я не ввязываюсь. Он хороший человек, талантливый. И так уж случилось, что он мне нравится. И я считаю, это большое дело — что его роман собираются напечатать.
— Это не более чем домыслы, — возразил папа, глядя на меня поверх очков. — Предположим, они и впрямь решат опубликовать такого непроверенного писателя. Маловероятно, но, признаю, возможно. Тогда он будет достаточно богат, чтобы купить себе новое пальто или что-нибудь в этом духе. Чудесно.
В столовую вошла Кэти и начала убирать салатные тарелки.
— А ты не думаешь, что его стремление проявить себя заслуживает уважения? — спросила я.
Папа посмотрел на меня как на глупышку.
— Мужчина заслуживает уважения за то, что доводит до конца какое-нибудь значительное дело. Дело, которое послужит его жизни, семье, а когда-нибудь и всему человечеству.
— Книгам это под силу! Знаю, ты так думаешь, иначе зачем столько книг? — Я показала на библиотеку.
— Скотт Фицджеральд — не Диккенс, малышка. И не Джеймс, который, кстати, унаследовал семейное состояние, как и Эдит Уортон, и вся их братия. Он не ученый, не философ, не делец и даже не политик. Кто он? Всего-навсего ирландский щенок, который слишком любит спиртное, не окончил колледж и вот-вот отправится на войну, по окончании которой у него не будет никаких перспектив. Если, конечно, он вообще вернется целым и невредимым. — Папа махнул в мою сторону вилкой. — Прекрати витать в облаках и найди твердую почву под ногами, иначе рано или поздно окажешься в хижине с каким-нибудь черномазым, будешь стирать свою одежду в реке и каждый день есть бобы на ужин.
— Господи, судья, что за жуткая картина! — воскликнула мама. Она похлопала меня по руке. — Кэти, можно подавать ростбиф.
