Я положила руку ей на живот и спросила малыша:
— Это ты их задержал?
— Это все поезд. — Тильда накрыла своей ладонью мою. — По счастью, качка только убаюкивает малыша. Он вырастет настоящим акробатом.
Джон сжал мое плечо:
— Так он сделал тебя честной женщиной?
— Да, представляешь? — воскликнула я.
К нам подошел Скотт.
— Все говорили, что этому не бывать, но посмотри, я счастливая замужняя женщина, — смеялась я.
— У которой назначена встреча у «Скрибнерс», — прошептал Скотт мне на ухо. — А затем и в «Билтморе».
— Ай-ай-ай, — прошептала я.
Тильда огляделась по сторонам:
— Церемония получилась чудесной?
— Все прошло очень быстро. Слушай. — Я заговорила басом, изображая священника: — Мы собрались здесь в этот прекрасный день перед лицом Божьим, чтобы удостовериться, что эти чокнутые ребята не отправятся к дьяволу… — Тут я поцеловала Скотта так же, как только что сделала в завершение церемонии. — Что Бог соединяет, в то шайке сестер не вмешаться. И, — добавила я обычным голосом, — теперь нам пора бежать.
— Как, детка, ты просто уходишь, и все? — воскликнула Марджори.
— Я бы хотел посмотреть на книгу, — сказал Ньюман.
— Тогда купи себе экземпляр, — откликнулась Тутси. — Только потом. Пусть это будет их собственным приключением. К тому же нам нужно покормить бедняжку Тильду — наверняка она умирает от голода.
— Спасибо. — Я обняла Тутси.
Тильда заметно приуныла:
— Было бы здорово, если бы вы пообедали вместе с нами. Тутси, почему ты не помогла им что-нибудь организовать?
— Они не хотели устраивать шумиху.
— Мы навестим вас после медового месяца, — сказал Скотт.
Я кивнула.
— Ну, нам пора. Наобщайтесь хорошенько. Марджори, забери один экземпляр книги домой, для судьи, хорошо? Я всем вам напишу. До встречи!
Мы со Скоттом дошли до магазина «Скрибнерс» рука об руку. Я так загляделась на город вокруг, что даже не заметила, что мы на месте, пока Скотт не притянул меня за руку к витрине магазина.
— Вот она.
Все книги в витрине стояли по одному экземпляру. Однако книги Скотта были сложены в целую пирамиду, которая занимала почти все место. Табличка перед пирамидой гласила:
«В свои двадцать три года мистер Ф. Скотт Фицджеральд стал самым молодым писателем, чей роман опубликован издательством «Скрибнерс»».
— Это правда? — спросила я.
Скотт кивнул.
— Это книга моего мужа! — проорала я, указывая на витрину. Случайный прохожий улыбнулся.
Я повернулась к Скотту и сказала, теперь уже только ему:
— А это мой муж.
Глава 10
В отеле «Билтмор», на пути к нашему номеру, я не удержалась и провела рукой по всей длине отполированных медных перил, по каждому позолоченному столику, каждой вышитой спинке стула. Я была в восторге от медных пуговиц на форме лифтера. Я была в восторге от лифта. После легкого обеда в роскошной столовой меня привели в восторг три бутылки контрабандного шампанского, ожидающие нас в нашем люксе — их прислали друзья Скотта по Принстону, с которыми мне предстояло познакомиться во вторник вечером.
Сполна навосторгавшись шампанским (и его пузырьками, и его ароматом), я отдала должное широкой кровати, на которой можно было заниматься любовью, ложась как угодно и двигаясь в любом направлении. Все это было намного грандиозней, чем жизнь, которую рисовал мне Скотт. Я предвидела много хорошего, но это выходило за всякие пределы.
— Мы богаты? — спросила я.
— Мы неудержимы.
В воскресенье мы спали допоздна, потом нежились в постели. Заказали на завтрак кексы, фрукты и сливки в номер, днем вместе поплескались в мраморной ванне, а вечер провели на Бродвее. Первым делом поужинали в крошечной закусочной на Сорок третьей улице, затем, как Скотт и обещал, отправились на «Безумства» Зигфельда в театре Нового Амстердама. К тому времени, когда мы заняли места и занавес уже поднялся, открывая удивительные декорации, еще более удивительных артистов и самые удивительные шикарные, расшитые бисером, пайетками и перьями, сияющие, сверкающие костюмы девушек Зигфельда, я могла только потрясенно смотреть, улыбаться и дивиться собственной безумной удаче, которая столкнула нас со Скоттом и привела в конце концов сюда.
В понедельник мы запаслись холодной курицей и устроили пикник в Центральном парке. Статуи, изысканные мостики, выложенные цветной плиткой тоннели — все это оказалось для меня неожиданностью.
— У них даже парки такие? — без устали спрашивала я, пока мы прогуливались по дорожкам, по мосткам и вдоль прудов.
Эта фраза превратилась в нашу собственную шутливую присказку. Мы поели на залитых солнцем ступенях террасы Бетесда рядом с «Водяным ангелом», дружелюбной статуей-фонтаном в центре широкого мелководного пруда. У ног ангела расположились четыре херувима, которые, по словам Скотта, олицетворяли Здоровье, Мир, Умеренность и Чистоту. Я рассмеялась.
— Первые два едва ли имеют значение, если нужно соблюдать последние.
— Умница девочка! — ухмыльнулся Скотт.
Во вторник я впервые по-настоящему осознала, что значит быть женой Ф. Скотта Фицджеральда.
Мы едва успели одеться, как в дверь номера постучали. Когда в субботу Скотт упомянул, что в понедельник на час назначено его первое интервью с журналом, выбранное время показалось мне вполне разумным. Тогда мы еще не понимали, что каждую ночь засыпать будем только к рассвету. Соблазн нью-йоркских развлечений оказался непреодолим. Если бы можно было выжить без сна вообще, мы бы с радостью отказались от него.
— Я могу предстать на людях? — спросил Скотт.
Стук в дверь повторился.
— Иду! — крикнул он.
Я поправила ему галстук и поцеловала Скотта.
— Не переживай.
— И не думал. Он выпускник Принстона.
Скотт открыл дверь, за которой оказался Джим Эллис, лысеющий мужчина лет тридцати, с мягким круглым лицом и собачьими глазами. Коричневый пиджак был тесен ему в плечах и на талии, рукава задирались, открывая потертые манжеты. Складывалось впечатление, что костюм сел после стирки, или его владелец располнел, или, быть может, он просто одолжил его в последний момент у соседа или коллеги. Эллис писал заметки для журнала, о котором я никогда не слышала. Какой-то новый таблоид, как объяснил мне Скотт.
Эллис пожал Скопу руку:
— Спасибо, что согласился поговорить со мной. Нашим читателям не терпится узнать реального человека, сотворившего чудо, отражаемое на страницах книги.
