А чтобы избавиться от беременности, рассказывала Джин, существует другой вид травяных настоев и специальных растворов, а также множество разнообразных таблеток, которые, если верить объявлениям, обещали «спасение для женщин». Никто из моих знакомых девушек не пользовался этими средствами, но все говорили о них. Мы сходились во мнении, что определенному типу женщин в определенных ситуациях они принесут большую пользу. Например, по-настоящему бедным женщинам, у которых уже есть дети. И, конечно, проституткам.
— Значит, так и поступим, — сказал Скотт.
— Постой! Во-первых, я еще даже не была у доктора…
— Лучше, если год-другой мы будем предоставлены самим себе. Мне правда нужно время, чтобы встать на ноги. Ребенок в доме… Не могу представить, как я смогу сосредоточиться.
— Конечно, но ведь рано или поздно мы все равно их заведем…
— Рано или поздно, надеюсь, я смогу позволить себе нанять няню и любую прислугу, какую ты захочешь. Но это произойдет, когда напишу больше произведений и продам их. Ты же понимаешь.
— До появления ребенка в любом случае еще семь или восемь месяцев, — пробормотала я. — И потом, новорожденные спят почти все время. Так что у нас еще по меньшей мере год.
Скотт покачал головой.
— Если не смогу писать, не смогу зарабатывать деньги, а если не буду зарабатывать деньги, мы не сможем претворить в жизнь наши планы. Все деньги, которые я уже заработал, уйдут на ребенка. Я потом и кровью заработал мое нынешнее место, Зельда. Ты должна все разрешить. Сейчас нам это не нужно.
— Я знаю, ты тяжело трудился. Но целого года должно быть…
— Зельда. — Он повернулся ко мне. В его глазах решимость смешалась со страхом. — Я подошел так близко. До всего, чего хотел в этой жизни, рукой подать. — Он протянул руку, будто все его мечты и правда покачивались перед ним, словно яблоко на ветке. — Мой отец был неудачником, — продолжал он, выбираясь из постели и натягивая белье. — Когда он потерял работу в Баффало, нам пришлось переехать в Сент-Пол, и на плаву нас поддерживало только милосердие маминых родственников. Мы жили в роскошном особняке, делали вид, что обеспечены не хуже богатых соседей, но все это было фарсом. — Скотт налил нам обоим выпить и протянул мне мой стакан. — Я не могу остановиться в шаге от успеха. Не могу подобраться так близко к жизни, за которой наблюдал в окно, как девочка со спичками, и позволить ей растаять, как мираж. Когда вернусь в Нью-Йорк, посмотрю, какие есть способы, и мы решим этот вопрос. Ты ведь понимаешь, да?
— Наверное.
Лекарство пришло неделю спустя, завернутое в бумажный пакетик и вложенное в конверт. Маленькие, бледно-желтые таблетки казались безобидными, словно аспирин. Как просто было бы проглотить их и больше не думать об этом — к тому времени, когда действие проявится, уже поздно будет о чем-то спохватываться, останется только жалеть. Секунду я подержала их на ладони, а затем ссыпала обратно в пакетик, спрятала под матрас и спустилась на первый этаж.
Во внутреннем дворике я пролистала несколько нотных тетрадей, отказалась от джазовой мелодии, над которой работала, от любимых песенок моего отца, таких, как «Дикси» и «В бой», которые часто играла, когда хотела привлечь его внимание и заставить улыбнуться. Затем мой взгляд упал на «Танец часов». Я поставила ноты на пюпитр и начала играть.
Как все было просто в тот вечер, когда я танцевала под эту музыку… Как легко… Не было ничего, кроме смеха и чар обаятельного офицера в новенькой парадной форме. Теперь все спуталось в клубок надежд, обстоятельств и переплетений двух судеб.
«Счастье Скотта — мое счастье, — подумала я. — Отныне и вовеки веков, аминь».
Но… Если я приму таблетки, если прерву беременность просто потому, что так удобнее, разве мы не признаем, что наши отношения — это грязно и неправильно? И что я ничем не лучше шлюхи?
С другой стороны, если рожу ребенка и после этого мы продолжим влачить жалкое существование, Скотт не перестанет негодовать до конца жизни. И что это за жизнь?
Но мы не будем влачить жалкое существование, в этом я была уверена. Он излишне драматизировал…
— Зельда, ради всего святого! — крикнула мама из библиотеки. — Незачем так колотить по клавишам!
— Извини, мама!
Я никогда не шла на компромисс в важных вопросах, черт возьми. Я вбежала в дом, поднялась в свою комнату, а затем вернулась в гостиную и бросила пакетик в камин.
Если нам повезет, через несколько дней вопрос решится сам собой. Я написала Скотту:
«У нас все складывается благополучно, и это — очередной знак».
И я сама в это верила. Да и кто бы не поверил, если примерно с того момента все, что Скотт написал в прошлом году, стало обращаться в золото?
— Значит, его роман скоро опубликуют, — сказал папа. Мы сидели в гостиной, обсуждая с мамой мое приданое. — Молодец парень, но это не настоящая работа. Когда еще у него получится продать следующую рукопись, и на что вы будете жить до этого?
Я объяснила, что Скотт начал продавать свои рассказы.
— «Сатедей ивнинг пост» купили рассказ «Голова и плечи» за четыреста долларов. Он им так понравился, что они заплатили девять сотен аванса еще за два.
Папу, казалось, и это не впечатлило, так что я продолжила:
— А если добавить к этому то, что Скотт получил за роман, получается сумма, которую он бы заработал за два года на прежней работе. И у него есть целая стопка готовых рассказов.
— Мне все это не нравится, — пожал плечами папа. — Это не план, а слепой случай. И когда удача окажется не на него стороне…
Его прервал стук в дверь, и через мгновение в гостиную вошла Кэти с телеграммой для меня.
Я быстро развернула листок, прочитала короткое сообщение и издала победный клич.
— А что ты на это скажешь: студия «Метро» заплатит две с половиной тысячи долларов за права на экранизацию «Головы и плеч»!
Для девушки, которая нуждалась в неопровержимом доказательстве, что отец кругом неправ, лучше и придумать было нельзя. Я танцевала по гостиной, размахивая телеграммой, и меня ничуть не заботило, что папа вышел, кипя от негодования.
В конце той же недели я сидела у себя в комнате и работала над собственным рассказом, когда в комнату вошла мама с небольшой посылкой в руках. Я была рада поводу отвлечься — рассказ, который Скотт убедил меня написать, зашел в тупик. Я могла дать подробнейшие описания вымышленных персонажей, но не могла заставить их делать хоть что-то интересное.
— Только что пришло на твое имя, — сказала мама.
Развернув простую коричневую бумагу, я обнаружила плоскую квадратную коробку, а внутри нее — еще одну коробочку, обитую бархатом, с крышкой на петлях. Я подняла крышку и ахнула.
— Господи! — воскликнула мама.
Это были часы. Таких я раньше не видела. Узкий прямоугольный циферблат обрамляла дорожка из квадратных бриллиантов. Алмазный браслет, на котором держались часы, извивался причудливым, почти растительным узором.
