Вкус детства – он есть даже у тех, кто вырос в детском доме. Во всей еде мы ищем этот вкус, во всяком случае я ищу. И так радуюсь, когда нахожу: когда яичница пахнет, как пахла, когда, по договоренности с воспитателем, копали огороды бабкам в соседней деревне «за еду», – на чугунной сковороде со шкворчащим салом, мы наворачивали, а бабки, глядя на нас, плакали, или пахнущее табаком кофе с молоком с противной коричневой пенкой, как в голодном летнем лагере, или конфета «Мишка косолапый» на дне праздничного подарка – зашуршит вдруг забыто и знакомо, или новогодний мандарин ударит в нос резким очищающим запахом, одаривая мгновенным счастьем…
Но это было, это все было, а пасхальный вкус детства для меня еще более удивителен, потому что в нашем детском доме не отмечали Пасху, так что тут речь идет не о конкретном воспоминании, а о чем-то другом, неведомом, глубоком, значительном… Быть может, это вкус детства всего моего народа, к которому принадлежу, тревожащую и умиротворяющую растворенность в котором все больше ощущаю с каждым годом проживаемой жизни?
Я покосился на своего пасхального незнакомца. Он смотрел в окно на спящую Москву, как смотрят на нее транзитные пассажиры-провинциалы, перебирающиеся с вокзала на вокзал.
– А остроумно вы со свечкой придумали, – заговорил я, завязывая разговор.
– Что придумал? – не понял он.
– Горлышко от бутылки, чтобы пламя от ветра защищала.
– А-а… – Он улыбнулся, но тут же вновь стал серьезным. – Это не я придумал.
Кажется, он вновь хотел замолчать, а мне не хотелось оставлять неразгаданной очередную человеческую загадку, имея возможность ее разгадать.
– А дальше на метро куда? – поинтересовался я.
– Дальше на автовокзал.
– А дальше?
Он назвал далекую от Москвы область, район, название которого я слышал, и название населенного пункта – Городище. Это слово я слышал впервые, и оно не то чтобы зацепило, но как-то корябнуло.
– Какое интересное название… – проговорил я, поделившись своим ощущением.
Он глянул на меня, словно почувствовал это.
– Их много в России, Городищ… Сотни, а может, и тысячи… Есть Городище Заречное, есть Залесное, Степное, Болотное… Гужевое есть, Ужевое…
– А ваше какое?
– Наше? Многострадальное… – с задумчивой улыбкой проговорил он. – Правда, мы не в нем живем, а еще дальше… В» Маяке» за Рекой…
Тут он вдруг замолчал, резко повернул голову вправо и стал всматриваться в горящие в глубокой ночи окна дома на Тверском бульваре, который прямо за спиной этого пошловатого памятника Есенину стоит. Я даже сбавил скорость, чтобы он лучше рассмотрел то, что ему было нужно.
– Здесь мое детство прошло, – проговорил он с растерянной улыбкой. – И у нас окна по ночам горели. Мама или читала, или тетради проверяла. Она учительница была.
Загадка не разгадывалась, скорей наоборот. Кто, какой дурак меняет Тверской бульвар на какое-то Городище?
– Во сколько у вас автобус?
– В восемь. Посплю немного на вокзале.
И вдруг меня осенило.
– А метро-то закрыто! – воскликнул я обрадованно.
– Как? – не поверил он. – Разве сегодня оно не всю ночь работает?
Я остановился у метро «Пушкинская». Никто не входил в него и не выходил, и двери были закрыты. Он смотрел на это растерянно, но, кажется, был готов выйти, чтобы ждать здесь шести часов.
– А знаете что… – заговорил я излишне взволнованно. – Давайте заедем к нам, у меня жена из своей церкви уже пришла и стол накрыла. Выпьем по рюмке, закусим яичком, разговеемся, как люди. Православные мы, в конце концов, или нет?!
Он смущенно улыбнулся, но не ответил.
– Ну так как, согласны?
Продолжая улыбаться, он коротко кивнул, и я протянул ему ладонь и назвал себя. Я действительно волновался, если протянул левую руку, чего с незнакомыми людьми не делаю, потому что нас, левшей, один процент всего. А он в ответ своей левой крепко и привычно пожал мою. Тут я еще больше растерялся, подумав: неужели тоже левша, или такой интеллигентный? Я назвал себя по имени, как обычно в таких случаях делаю, хотя возраст давно уже требует и отчество называть, но как-то не хочется.
– А отчество? – мягко поинтересовался он.
Пришлось и отчество назвать, после чего представился и он, назвав свое имя полностью.
– Евгений Алексеевич Золоторотов.
– А вы тоже левша?
– Да.
– Надо же такое совпадение!
Но совпадения на этом не кончились! Поднимаясь в подъезде по лестнице (мы живем на втором этаже и лифтом не пользуемся), мой новый знакомец остановился вдруг и, глядя на меня, смущенно проговорил:
– Дежавю… Я сейчас чувствую себя Шуриком из фильма «Операция “Ы”». Помните, когда они к экзаменам готовились? Мне кажется, я здесь однажды уже был.
А когда из открытой женой двери на нас кинулись изнемогшие в ожидании хозяина, визжащие и лающие от восторга два лохматых четвероногих сокровища, он вновь взглянул на меня тем же удивленным взглядом.
– Ну точно. Я был у вас. Давно. – И, глядя на вертящуюся у ног фоксиху, приставив указательный палец ко лбу, попытался вспомнить.
– Ее зовут?
– Луша, – хором подсказали мы с женой.
– А ее Груша! – обрадованно воскликнул гость и потрепал самую лучшую на свете дратхарицу по холке.
Стоя в маленькой прихожей впятером, мы быстро выяснили, что Евгений Алексеевич в качестве ветеринара помогал Луше разродиться пятью здоровенькими щенками, и мы успели о чем-то тогда поговорить и даже о чем-то поспорить. Но вспоминать об этом было некогда, да и не хотелось.
Хотелось есть.
Но прежде – выпить!
3
Стол был маленький и скромный, однако праздничный, очень праздничный, самый праздничный в году, и мы быстренько за него уселись и выпили по рюмке коньяка, и я закусил ее, как мечтал, яичком и куличом с пасхой.
Вторую я закусил свежайшей ароматнейшей докторской колбаской, а под третью жена подала на стол шкворчащую яичницу с салом, и тут я наконец ощутил вкус детства.
Луша с Грушей в разных углах комнаты упоенно грызли по большой праздничной кости. Мы говорили что-то вроде тостов – про праздник и про это второе наше знакомство. Не помню, что говорил я, как всегда в таких случаях сумбурно и банально, а вот то, что сказал перед третьей рюмкой Евгений Алексеевич, запомнил.
– Сегодня чудесный день, сегодня настоящее благодарит прошлое, – сказал он очень серьезно и, улыбнувшись, прибавил шутливо: – Ну, а я благодарю вас.
Я потом прямо спросил, что значат эти слова, и он прямо ответил, что приехал в Москву, чтобы получить деньги за квартиру, которую они с женой здесь сдают, побывать в семье человека, который, сам того не ведая, спас его ценой своей жизни, и совершенно случайно набрел на церковь, в которой служит о. О.
