Я готов участвовать в группе по расследованию данного преступления, и, между прочим, уже есть за что зацепиться. Соседка снизу, к которой Аида Диомидовна ходила за заваркой, видела предполагаемого преступника. Я с ней поговорил. Клара Ивановна Шаумян 1899 г. р. Пятого апреля сего года примерно в 11 часов дня она вышла из своей квартиры и встретилась на лестничной площадке с мужчиной, который, сбегая вниз, сорвал с шеи женщины коралловые бусы черного цвета, отчего нитка порвалась и они все рассыпались. Клара Ивановна очень точно его описала: брюнет, волосы темные волнистые, лицо округлое, так она сказала, одет в длинное черное пальто, черный костюм и белую сорочку с галстуком. Можно уже составлять фоторобот. Гр. Шаумян не устает повторять: если не он, то кто? Так что кое-что есть, можно браться за дело. Потом был еще один, который бусы собрал, но он к делу не относится. А что касается антисемитизма, то тут также любопытные и много объясняющие детали. Дело в том, что зав. труппой театра, где работала Аида Диомидовна, был Мельтцер Михаил Аркадьевич, еврейской национальности, который сожительствовал с ней на глазах у всех, а когда случилось несчастье в виде компрессионного перелома бедра, в больницу ни разу не пришел. Я думаю, что точно так же можно найти истоки ее антикавказских и антимилицейских настроений. Этот случай учит всех нас, Иван Григорьевич, как внимательно мы должны относиться к собственным поступкам, а то сделаешь что не так, и получается – все сделали, плюнешь куда не надо, и получается – все плюнули. Сейчас вся страна ищет национальную идею, а ее и искать не надо, она на поверхности лежит – надо вести себя хорошо.
С уважением,
мл. лейтенант милиции Лютиков Л.
№ 7
Молитва московских демократов
В актуальной своим антисемитизмом книге «Россия перед вторым пришествием» я прочитал о забавном происшествии, случившемся в самом начале нашего века в знаменитом православном монастыре, когда во время богослужения в храм вошел голый мужик. Совершенно голый. Вошел, не таясь и не прикрывая руками причинное место, как заходят в парную. Ужас, охвативший в тот момент многочисленных молящихся, описанию не поддается, но мужик не стал задерживаться в толпе православных, а хозяйским шагом направился к клиросу. Певчие к тому времени уже не пели, а разбежались кто куда, один даже под лавку забрался. Нетрудно представить, кого он видел в том голом мужике, да, впрочем, и все остальные… Молча постояв на клиросе, «посланник преисподней» направился к царским вратам, ударом ноги открыл их, подошел к алтарю, с невообразимой легкостью на него запрыгнул и стал сбрасывать на пол все, что на нем должно находиться: уменьшенную копию несуществующего иерусалимского храма, семисвечник, служебное Евангелие, алтарный крест, потир и прочие литургические принадлежности. Служившие литургию священники к тому времени тоже разбежались…
Эту холодящую кровь историю я вспомнил, когда в минувший понедельник в помещении нашей редакции непонятно откуда и как появилась странная дама «со взором горящим» и огромной иконой в руках, которой она размахивала то как щитом, то как мечом. Сотрудники редакции в ужасе разбежались кто куда, напоминая тех перепуганных служителей культа. Под стулья и кресла, правда, не прятались, но в кабинетах и туалете запирались. Не отвлекаясь на второстепенные цели, женщина двигалась к главной – к двери с табличкой «Главный редактор». Распахнув редакционные «царские врата» ударом ноги, она оказалась в нашем «алтаре», где в тот момент совещались члены священного синода, то есть, я хотел сказать, члены редколлегии и среди них автор этих строк.
– Молитесь! – грозно потребовала женщина, вознеся над нами икону, как орудие возмездия. Но было так страшно, что молитвы не вспоминались.
– Понимаете ли… Дело в том… – привычно попытался заболтать вопрос наш главный, но женщина положила икону на стол, схватила со стола наше «святая святых» – малахитовый бюст Пушкина, подаренный когда-то редакции делегацией одной африканской страны, и грохнула его об пол, расколов на бесчисленное количество осколков.
«Александра Сергеевича-то за что?» – успел подумать я, и тут же пришел ответ: «Видимо, за “Гаврилиаду”»…
Там, в монастыре, монахи всё же взяли ситуацию под контроль, скрутили нечестивца и сдали в «желтый дом», как в те времена называли психушку. При ближайшем рассмотрении «антихрист» оказался братом во Христе, насельником той же самой обители, у которого, выражаясь современным языком, поехала крыша, что, впрочем, нередко случается там, где со дня на день ждут конца света. Нечто подобное было и здесь: гражданка с иконой говорила о том, что грядут последние времена, которые наступят, разумеется, в двухтысячном году, что всем надо каяться, но только не евреям, потому что им уже никакое покаяние не поможет. Что ж, не поможет так не поможет, во всяком случае, не придется зря тратить время, спасибо за предупреждение, но приходится признать, что интеллигент-демократ гораздо менее решителен, чем монах-ортодокс. Мы сидели, повесив носы и пряча от стыда глаза: применить к женщине физические усилия нельзя, а остановить кликушу было невозможно. Но она остановилась сама, неожиданно разрыдавшись. Вот тут мы оказались востребованными: кто-то наливал в стакан воду, кто-то капал валокордин, кто-то подыскивал успокаивающие слова…
А ларчик открывался просто – перед нами была типичная жертва общественно-институционального невнимания. Мне приходилось об этом неоднократно читать и самому писать – журналисты свободной российской прессы с ностальгией вспоминают несвободные советские времена, когда на каждое критическое выступление газеты в обязательном порядке следовал ответ. Даже рубрики такие были: «Газета выступила. Что сделано?» Или «По следам критических выступлений». Сейчас, увы, этого нет. Напишешь, к примеру, что министр – взяточник, а олигарх – убийца, и никому от того ни горячо, ни холодно, а в первую очередь министру и олигарху. Не слышат, не видят, не замечают. И ведь это слово, написанное пером, растиражированное к тому же в десятках тысяч экземпляров! А тут всего-навсего – одинокий голос человека… У Аиды Диомидовны, как оказалось, зовут нашу незваную гостью, в прошлом актрисы, а ныне, как она себя называет, православной монахини в миру, случилось несчастье – ее единственная дочь-подросток подверглась нападению сексуального маньяка. Самого страшного, правда, не случилось, как образно выразилась женщина и мать: «Чрево отроковицы Богородица запечатала», но преступление меж тем было, есть жертва, есть свидетели и где-то бродит преступник. Надо что-то делать, а если конкретно, его следует искать. В ОВД «Чертаново-Центральное», куда она обратилась, заявление вначале приняли, но потом стали делать всё, чтобы она забрала его обратно. И ни о каких розыскных мероприятиях речи, разумеется, не идет. То есть общественный институт, называемый МВД, не желает заниматься своими прямыми обязанностями. Маньяков ловить наша милиция не любит, потому что у них на лице не написано, что они маньяки. То ли дело лица кавказской национальности – окружил рынок: «Всем на землю!» – и пока они лежат, рядовой состав может поживиться у опустевших прилавков, а начальство провернуть дырочку для новой звездочки на погонах.
Вообще-то, несчастная женщина шла не к нам. Она направлялась в редакцию журнала «Мокба», знаете такой? Сами-то они уверены, что их все знают, да, сказать по правде, и я так думал. Эпатаж сегодня в моде, эпатаж сегодня в фаворе, и никто не умеет эпатировать публику так, как делает это «Мокба». Но, проведя на днях опрос на улице, я с удивлением обнаружил, что это не так? «Мокба?» – опрашиваемые смотрели на меня, как на сумасшедшего… Впрочем, это к слову… Аида Диомидовна знала «Мокбу», прочитав в его мартовском номере провокационную статью под названием «Им Бог, нам х…» – дальше продолжать не стану, тем более что многие ее читали и комментировали, в том числе и ваш покорный слуга. Наша гостья, в прошлом, напомню, актриса, принесла выдранный из журнала опус первого провокатора новой российской журналистики Матвея Голохвостова, громко, с выражением зачитывала нам целые куски из него, не соблюдая отточий и называя вещи своими именами, и если при первом знакомстве с Аидой Диомидовной мы бледнели, то теперь стали краснеть. Как сказала она, я хотела его, Голохвостова, покарать, но охрана Дома свободной прессы не пустила. Возвращаясь домой мимо нашего особняка на Божедомке, она увидела вывеску нашего журнала и, так как никакой охраны мы не имеем, сгоряча чуть было не покарала нас.
