– Ну чего, застрял? – спросил тот с ходу, хотя я еще ничего не сказал. Я даже вздрогнул от неожиданности! А если бы вместо меня в лифте находилась женщина? Не мог же, в самом деле, он меня видеть? И я только и смог ответить:
– Застрял…
– Какой подъезд?
Я назвал. Кажется, подъезд был четвертый, да, чёрт побери, четвертый!
– Ничего не делай и жди, – приказал он.
– Ничего не делаю и жду, – только и смог сказать я.
Ждал я минут пятнадцать, а когда стены, пол и потолок лифта начали, как мне показалось, сближаться, я снова нажал кнопку с надписью «Диспетчер». В ответ – молчание. А потом вдруг:
– Ну, чего молчишь?
А молчал я потому, что думал – он снова первым заговорит. Я растерялся, даже пожал от растерянности плечами.
– Молчу… потому что жду вас…
И он снова замолчал. Я прислушался и услышал его сердитое сопение.
– Ты где? – наконец спросил он.
– В четвертом подъезде, – напомнил я.
– В четвертом тебя нет, – обиженно проговорил он.
Я тоже хотел обидеться, но в процессе дальнейшего обсуждения проблемы выяснилось, что он прав. Я ошибся подъездом. (Со мной такое иногда случается, но, в общем-то, это с каждым может случиться.) Потом также выяснилось, что я не только подъезд перепутал, но и дом, и улицу… Прямо по Булату Шалвовичу: «Просто вы дверь перепутали, улицу, город и век»! Хотя город я, конечно, не перепутывал, а век и подавно, но все равно неприятно – висеть между небом и землей неведомо где, и неизвестно, когда все это кончится… Да это Цыца во всем виновата! У нее не дикция, а самая настоящая фикция! Картавит и шепелявит одновременно. Однажды я ей об этом сказал, в мягкой, конечно, в очень мягкой форме. И знаешь, что она мне ответила? (Шевеля усами.) «Я так говорю, чтобы больше нравиться мужчинам». Я чуть со стула не упал! Так она мне адрес на Чертановской продиктовала, удивительно, как я еще на «Чертановской» вышел, а, например, не на «Площади Ильича»… Хотя, конечно, не одна только Цыца во всей этой путанице виновата, да и не виновата она вовсе, потому что телевизор у нас так орал, что если бы адрес мне диктовала сама Анна Шилова, я бы все равно записал неправильно. Показывали клип «Зайка моя», и Алиска с Женькой врубили на полную громкость и вместе с Аллой и Филиппом пели…(Хотя я не имею права обвинять жену и дочь за то, что они любят Аллу и Филиппа. «Алла родила от Филиппа пятерых», ха-ха! В конце концов, их вся страна любит! Получается, страна не права, а ты прав? Такого просто не может быть.) Но я точно знаю – кто, точнее – что, что стало причиной того происшествия в лифте. Причина в нашей глупости, в нашем неистребимом совковом дуболомстве! Нет, вы только подумайте – на одной станции метро, в непосредственной близости друг от друга находятся Суминская улица и Суминской проезд! Не хватало еще Суминского проспекта, Суминского переулка и Суминского тупика! Фантазия наших чиновников просто поражает своей ограниченностью! В конце нашего разговора диспетчер выматерился и отключился. Я не обиделся. В общем-то, он был прав – нельзя так запутывать человека. В тот момент я попытался его себе представить, точнее, он сам представился мне, сидящий в маленькой прокуренной диспетчерской: худощавый пожилой дядька с седыми, желтоватыми на концах усами, в спецовке, из нагрудного кармана которой торчит химический карандаш, в кирзовых сапогах и старомодной полотняной кепке. А зовут его все не по имени, а по отчеству – Иваныч, например. Его уважают, потому что есть за что уважать. Таким он мне представился сразу после того, как отключился, а может, и не сразу представился, а потом, уже когда я, как пробка, выскочил из подъезда на улицу, да, именно потом, потому что, когда диспетчер отключился, мне было не до того – моя глубоко скрытая клаустрофобия напомнила о себе, – ограниченное пространство лифта вновь начало угрожающе сжиматься. Стало вдруг трудно дышать. Я сунул руку в карман (не знаю, зачем и почему), и вдруг – о чудо, нащупал там свой «Victorinox»! Нет, это все-таки какая-то мистика: как добрая фея, Даша приходит ко мне в критические минуты моей жизни в разном обличье, – тогда она пришла мне на помощь в виде ножа… Я сразу вспомнил многочисленные рассказы в «Огоньке» про чудо-нож и подумал с азартом: «А чем я хуже?» Я вынул отвертку и быстренько открутил винты, на которых держалась металлическая пластина с указанием этажей, снял ее и задумался… Передо мной было переплетенье проводов и какие-то контакты или, не знаю, как они называются. В технике, как говорит Женька, я – ноль, а как Алиска говорит – «минус единица», и это правда, тут ни отнять, ни прибавить… (А очень трудно было его легализовать. Я придумал, что скажу: «Нашел на улице», когда Женька увидит и спросит: «Ого! Откуда он у тебя?» – главное, чтобы она не видела при этом мою покрасневшую врущую физиономию. Я решил произнести эту фразу, закрывшись газетой или уйдя внезапно в туалет, и так и сделал: схватил газету и бросился в туалет, когда Женька, обнаружив «Victorinox» в кармане моего пиджака, спросила: «Ого! Откуда это у тебя?» К сожалению, это была только часть вопроса, первая часть, а я, к сожалению же, до туалета не успел добежать… «Только не говори, что нашел». Такова была вторая часть. И тут я взорвался! Самое странное, что я искренне взорвался. «Почему ты думаешь, что я не мог его найти?» – взорвался я. «Потому что ты в жизни никогда ничего не находил. Ты всегда только теряешь». Логика, тоже мне… Не находил, и нашел! Как там: «Не было ни гроша, да вдруг алтын». – Не было ни шиша, да вдруг шиш! – Не смешно… Но, что интересно, этот разговор с Женькиной стороны продолжения не имел, но, видя мой «Victorinox», она почему-то всегда усмехается… А Алиска поверила, сразу поверила, потому что это же нормально: шел, шел человек и нашел!). Я нашел, как мне показалось, главный контакт (он был красного цвета), убрал отвертку, вынул шильце и ткнул в него… Нет, не так! Вытаскивая шильце, я поранился, хотя это громко сказано – поранился, просто порезал руку, – вместо шильца вывернулось вдруг второе (малое) лезвие (очень острое, даже более острое, чем большое, просто бритва опасная), оно и чиркнуло меня по ладони довольно-таки больно и кроваво, впрочем, не так больно, как кроваво, одним словом – было неприятно, хотя я сейчас думаю, это даже хорошо, что я в тот момент поранил руку, потому что кровь и боль моментально избавили меня от приступа клаустрофобии, я просто о ней забыл. Вытащив из кармана носовой платок, я перетянул раненую ладонь и все-таки ткнул в красный контакт. Метод научного тыка! (Я вспомнил в тот момент прекрасный фильм режиссера Михаила Ромма «Девять дней одного года», где один из героев бьет по какой-то сломавшейся электронной штуковине кулаком и она начинает работать.) Да, искрило, да, трещало, да, было страшно, потому что несколько раз в жизни меня било током, но, извините, что еще мне оставалось делать? Лифт дернулся, я поехал. Сначала вверх, потом вниз, остановившись сначала на восьмом этаже, потом, кажется, на третьем или даже на втором. Почему я думаю – на втором? Да потому, что, когда дверь открылась, я услышал снизу, совсем рядом, громкий стук (стучали кулаком по двери лифта) и громкие возмущенные голоса:
– Прекратите безобразничать!
