– Все иноки-нат, после земной своей кончины-нат, подвизаются стать ангелами-нат…
А к такому ответу Марат Марксэнович оказался совершенно не готов – очень уж неожиданно вылетели эти самые ангелы, он прямо-таки растерялся и от растерянности не знал, что сказать. То же и с остальными – судя по выражению лиц, подобный исход монашеской жизни и для них оказался новостью. Привыкшие в присутствии жен и начальства ни о чем не думать, Шалаумов с Нехорошевым впервые задумались. А сестры сделали вдруг непроизвольные движения, причем каждая свое: улыбающаяся, смешливая Людмила Васильевна вмиг посерьезнела и поправила на плече под кофточкой невидимую бретельку, Наталья Васильевна нервно потрепала пальцами узел платка на подбородке, а Светлана Васильевна мотнула туда-сюда головой, как если бы отгоняла назойливую муху, хотя ни о какой мухе в ноябре месяце речи быть не могло. Ее шелковый платок сполз на плечи, демонстрируя в присутствии духовных лиц недопустимую простоволосость, но никому до этого дела сейчас не было, да и ей самой не было дела ни до себя, ни до своего мужа, ни даже до монахов – она пыталась представить себе тех ангелов.
А Челубеева зло взяло, в первую очередь на себя за свою растерянность. «И тут обштопать собираетесь? – мысленно возмутился он, усилием воли выводя себя из ступора. – Вы, значит, в ангелы – наверх, а мы в землю – вниз». И в памяти непрошено всплыла вдруг могила того неудельного, которого убил Зуйков. Как опускали грубый гроб из неструганых досок в глинистую холодную жижу, как, сорвавшись с веревки, он бухнулся туда, расплескивая грязь. «Так что же это я, верю? – удивился Челубеев. – В загробную жизнь верю? В ангелов верю? В конец света верю? – Вспомнилось вдруг и неприятное совпадение с днем его рождения, которое, конечно, не более чем совпадение, но все равно неприятное. И уже в который раз взяв себя в руки, решительно и однозначно Марат Марксэнович себе ответил: – Нет! Нет, нет и еще раз нет!»
– Ангелы, говоришь? – по-чапаевски усмехнулся он. – Ну а кто их, этих ангелов видел?
– Во святых отцы-нат, очень даже многие-нат, неоднократно-нат…
– Только не надо мне здесь про святых, – раздраженно оборвал толстяка Марат Марксэнович. – Сами-то вы их видели? Только честно, без вранья! Вот ты – видел? – Он ткнул в о. Мардария пальцем.
– Не сподобился-нат, – виновато признался тот.
– А ты? – Челубеев потребовал ответа от большого монаха.
– Марат! – судя по строгой интонации, в последний раз предупредила мужа Светлана Васильевна. Ее коробило панибратское «ты» в отношении духовного пастыря, но ведь и то правда, что и о. Мартирий обращался к ее мужу на ты. Но женщина есть женщина, в ее уме излишествует внимание к частностям и отсутствует широта охвата – Светлана Васильевна просто этого не замечала. На самом же деле для Марата Марксэновича и о. Мартирия называть друг друга на ты было в порядке вещей, потому что каждый из них видел в своем оппоненте себе равного, в определенном смысле – свое отражение, а как нормальный человек, здоровый мужик, может к самому себе обращаться? Неужели на вы? Нет, конечно! Говоря же друг другу «вы», они обобщали, имея в виду всех тех, кто зримо и незримо за каждым из них стоит. Этого Светлана Васильевна и подавно не понимала (нельзя от женщины требовать невозможного), поэтому на ее окрик Челубеев даже не прореагировал. Он ждал прямого ответа на свой прямой вопрос, не сводя требовательного взгляда с монаха-великана.
– И я не видел, – ответил тот спокойно, не находя в том ни вины своей, ни беды.
«А теперь наконец берем быка за рога!» – решительно подумал Марат Марксэнович и – взял.
– А знаете почему? – спросил он и, уже не дожидаясь, ответил на свой вопрос сам: – Потому что бога нет!
Решительное это заявление мгновенно вызвало в стане врага переполох: Людмила Васильевна и Наталья Васильевна ахнули и возмущенно зашептались, Шалаумов с Нехорошевым нахмурились и закачали головами, а Светлана Васильевна перекрестилась. Монахи же неожиданно оживились и почти обрадовались: толстяк рассыпался мелким смешком, и великан едва ли не улыбнулся.
– Вот зачем, гражданин Челубеев, ты это сейчас сказал? – обратился о. Мартирий к Челубееву, продолжая едва ли не улыбаться.
Тот удивился, но сделал вид, что не понял вопроса:
– Как зачем? – Про себя же Марат Марксэнович в тот момент думал: «Чтобы тебя, козла бородатого, в лужу здесь посадить, чтобы не пудрил ты людям мозги, не морочил бабам головы», – но при ответе проявил дипломатичность: – Затем, чтобы вопрос прояснить.
– Значит, в твоей душе есть сомнения? – сделал неожиданный выпад о. Мартирий.
– Да нет у меня никаких сомнений, – отмахнулся Челубеев. – «И души тоже нет?» – подумал он тут же, и сомнение в нем шевельнулось, но усилием воли он его задавил, вскинулся и заявил, горделиво улыбаясь: – И души тоже нет! – И, еще немного подумав, прибавил: – Только мясо и кости. – Но надо было довести мысль до конца, и Марат Марксэнович с удовольствием это сделал: – Ну и кишки там, и все остальное…
Светлана Васильевна брезгливо поморщилась, а Людмила Васильевна и Наталья Васильевна посмотрели на нее с сочувствием и превосходством и переглянулись, усмехаясь, – наши, мол, тоже никудышные, но хотя бы молчат.
– «Рече безумец в сердце своем: “Несть Бога”»… – тихо и печально проговорил на это о. Мардарий.
– Что он сказал? – заинтересовался Челубеев, обращаясь ко всем, кроме сказавшего.
Толстяк опять меленько засмеялся и, разводя руками, объяснил:
– То не я сказал-нат, Царь Давид-нат в своем псалме-нат…
– Царь Давид-нат. Не знаю такого, – гордо мотнул головой Челубеев.
– Постой, отец… – обратился о. Мартирий к брату во Христе. – Почему же не прояснить. Значит, ангелов нет, потому что их не видно, души нет, потому что хирурги не обнаружили, а Бога нет, потому что…
– Нет! – обрадованно закончил Марат Марксэнович.
– Нет, – удовлетворенно кивнул о. Мартирий. – Но как же вы, гражданин Челубеев, можете отрицать то, чего нет? На нет, как говорят, и суда нет, а вы всё: «Бога нет, Бога нет!» – тут поневоле закрадывается сомнение.
Сказанное произвело на православных впечатление.
– Боже, как просто! Как все просто, – прошептала Светлана Васильевна и даже обхватила руками голову.
«Всё… – мелькнуло в ослабевшем челубеевском мозгу, но он тут же взял себя в руки. – Спокойно, Марат, без паники. Сейчас скажу… Сейчас…»
– А все очень просто: вы утверждаете, я отрицаю, – объяснил он и облегченно выдохнул.
– Да ничего мы не утверждаем, – спокойно возразил о. Мартирий. – Утверждать, что Бог есть, это как говорить, что воздух прозрачный…
– А сахар сладкий-нат! – вставил свое толстяк.
– А вода мокрая! – выкрикнула Людмила Васильевна так, как будто большое физическое открытие сделала.
«Тебя-то кто спрашивает, курица», – зло на нее зыркнув, подумал Челубеев и встретился глазами с женой.
