Девочка росла не по дням, а по часам… Хотя сперва она его как будто не замечала, можно сказать, в упор не видела, как, впрочем, и остальных находящихся во время службы в храме зэков. Вместе с сестрами она стояла на левой половине храма, куда мужчинам было запрещено заходить, молилась, как все, как все, исповедовалась и причащалась. Возможно, и сейчас все так бы и шло, если бы не опущенный, который неожиданно откинулся. Как дело-то было… Выходит староста из своего храма и вдруг видит: петух навстречу прёт как танк. Очень удивился Игорёк и даже спросил.
– Ты куда?
А тот как будто не видит и не слышит – прёт, и всё! Пришлось повторить вопрос строже:
– Куда ты?
А тот:
– Туда!
В храм, то есть…
Грубо так:
– Туда!!
– А разве ты не знаешь, что туда тебе нельзя? – вежливо напомнил Игорёк и даже про сорок метров запрета ничего не сказал.
Вот и всё! Всё, что было. А тот взял и откинулся… Подлый народ собрался в 21-м отряде, даже чужую смерть в свою подлость обращают… Но откуда о. Мартирий мог все это узнать? Какое ему дело до какого-то опущенного, который, согласно медицинскому заключению, от апоплексического удара окочурился? И он, Игорёк, даже не упомянул об этом случае на исповеди, зачем лишнее говорить? И понятно, что никто из общины не мог рассказать о том монахам, потому что вся община думала так, как думал староста.
– Это всё? – спросил о. Мартирий в самом конце исповеди, как всегда спрашивал.
– Бог знает, – ответил Игорёк, как всегда на этот вопрос отвечал.
После этого о. Мартирий должен был взять из рук Игорька листок с перечнем совершенных за отчетный период грехов, порвать на мелкие клочки и бросить в стоящий рядом закопченный таз, в котором потом ворох исписанной и изорванной бумаги сжигался, но о. Мартирий не взял листок, не разорвал и не бросил, а задал совершенно неожиданный вопрос:
– А ты не знаешь?
– Я – нет. – Ответил Игорёк твердо.
– Ты же человека убил, – напомнил о. Мартирий.
Монах повел себя тогда, как следователь на допросе, который надеется, что в ответ услышит жалкое и саморазоблачительное: «Я не убивал!» – но Игорёк такое много раз уже проходил и, строго глянув на своего духовного пастыря, сдержанно поинтересовался:
– Какого человека?
– Содомита.
– А… – вспомнил Игорёк и улыбнулся. – А я его не убивал. Он сам откинулся.
– А почему не сказал мне об этом?
– А чего говорить? Не было ж ничего. Апоплексический удар…
Отец Мартирий замолчал, впадая в привычную задумчивость, и Игорёк смог перевести дух. Он даже скосил глаза на плотно стоящую общину, пытаясь понять, кто мог настучать?
– А ты знаешь, как переводится слово «дьявол»? – неожиданно спросил монах.
– Не-а, – ответил Игорёк и изобразил готовность немедленно это узнать.
– Лжец.
Перевод Игорька разочаровал.
– И всё? – удивленно спросил он.
– А тебе мало?
– Ну да… – Игорёк чувствовал себя на удивление уверенно и легко, но вся его уверенность и легкость были повержены в прах неожиданно резким и коварным ударом монаха.
– Накладываю на тебя епитимью. К моему следующему приезду перепишешь Левит.
– Но я же не убивал! – от отчаяния чуть не закричал Игорёк.
– Дважды перепишешь.
– Не убивал… – Игорёк все еще настаивал на своем, но без малейшей надежды на прощение, а скорей по инерции.
– Трижды!
Больше Игорёк рта не раскрыл, кивнул, жалко улыбаясь, повернулся и пошел прочь. И вспомнился вдруг случай из детства, когда ему довелось недолго учиться в школе. Учительница сказала: «Наложите один треугольник на другой», и все склонились над партами, а мальчик с первой парты поднял руку и закричал: «Вера Ивановна, я уже наклал!» Учительницу звали Вера Ивановна, а мальчика – Кретинин Саша. Все засмеялись…
«А на меня наклал о. Мартирий», – подумал Игорёк, на ходу меняя улыбку на усмешку, дивясь своей памяти, которая взяла вдруг и подсластила горькую пилюлю, внезапно прописанную монахом и им же запихнутую в рот. «Саша Кретинин, где ты, Саша Кретинин, тоже небось сидишь?» – рассеянно думал на ходу Игорёк. Продолжая идти, он скосил взгляд на темную людскую массу и, задержав его на стоявшей в левом углу Хозяйке, которая уткнулась в псалтырь и как бы ничего вокруг себя не замечала, все сразу понял…
Темнота сгущалась на глазах. Или в глазах?.. Нестройно, недружно, хрипло пела община акафист Иисусу Сладчайшему. Надо было остановить их и вставить – Дураку-регенту и всем поющим, – надо, но безволие и бессилие охватили вдруг Игорька. Подобное состояние он не испытывал давно, не любил его и боялся.
Темнота сгущалась на глазах. Или все-таки в глазах?
Игорёк поморгал и повертел головой, недоверчиво глядя по сторонам, – темнота сгущалась…
Монахи не шли, ветер дул, и все больше и больше темнело.
Надо было отправляться к чушкам – надо, но подошвы Игорьковых ботинок словно примерзли к ледяному асфальту.
Глава шестая
Продолжение новейшей истории трех сестер
У них не было еще тогда мотоцикла, они приехали на красном джипе, за рулем которого сидел явный бандюган, который просидел безвылазно те несколько часов, что о. Мартирий и о. Мардарий находились в зоне. И первыми монахов увидели женщины «Ветерка», во всей их монашеской красе увидели: в длинном черном облачении, в высоких, словно старинные боярские шапки, бархатных клобуках, с развевающимися за спиной шелковыми мантиями – даже о. Мардарий казался тогда высоким и стройным, что говорить об о. Мартирии…
Накануне за ужином Челубеев сообщил Светлане Васильевне новость:
– К нам завтра из нашей «Пионерки» монахи приедут. – И, не обнаружив на лице жены какой-либо реакции, прибавил, мстительно щурясь: – Устрою я им… торжественную встречу… – Сколько лет прошло, а боль от отобранной церковниками «Пионерки» больно саднила памятливое челубеевское естество.
– Будет праздничный обед? – шаловливо поинтересовалась Светлана Васильевна, обгрызая куриную ножку. Она не страдала от той потери, лишь грустила иногда об ушедшем времени.
– Ага, мясной стол! – в тон ответил Челубеев и хохотнул.
И еще немного поболтали о завтрашнем визите, пошутили и посмеялись на тему полного отсутствия в монашеском рационе мяса и связанного с этим воздержания по женской части. (К слову, роль мяса в жизни мужчины не раз обсуждали в своем кругу сестры. Светлана Васильевна так прямо и говорила: «Если мой Челубеев вечером мяса не поест, он потом никакой!» Впрочем, для Людмилы Васильевны и для Натальи Васильевны это не было откровением, они и сами хорошо знали о положительном влиянии мясных продуктов на организм мужчины.)
