Откинув одеяло, негритянка босиком, с девочкой на руках подбежала к окну. Дом напротив расплавленной лавой окутал огонь. Клео прижала руку ко рту.
Глухо простучали шаги мимо двери.
— Пожар! Пожар!
Люди сбегали в вестибюль.
— Проклятые янки обстреливают город!
Мэг закричала:
— Клео, мне здесь не нравится!
— Мне тоже, — отозвалась Клео. — Поедем домой. Мне нужна твоя помощь, дорогая. Отпусти мою шею и вставай на ножки, сейчас мы тебя оденем.
За дверью раздавался оглушительный топот, будто стадо животных обратилось в паническое бегство. Клео накинула на ребенка, вытянувшего вверх руки, платьице, ощупью нашла туфли — один радом с кроватью, другой под бюро.
— Пожалуйста… — прошептала Мэг.
Клео, завернувшись в одеяло поверх сорочки, посадила ребенка на бедро.
— Обхвати меня руками и держись крепче, детка!
Потом побежала вниз по лестнице. В вестибюле гостиницы толпа полуодетых людей была охвачена паникой. Одни мчались в столовую, другие — в вестибюль. От недалеко пролетевшего снаряда здание задрожало, и перекупщики кинулись на пол, усеянный окурками и опрокинутыми плевательницами.
— Мама!.. — плакала Мэг.
— Милочка, я отвезу тебя к маме.
Они выбрались на улицу через кухню.
Конюхи разбежались, испуганные лошади в стойлах вставали на дыбы, ржали и брыкались. Глаза Текумсе вращались от ужаса, сверкая белками. Клео, набросив уздечку, взнуздала коня и вывела дрожащее животное на дорожку.
Подсадив Мэг к нему на шею, вскарабкалась сама позади нее.
— Схватись за гриву Текумсе, деточка.
— Клео, я боюсь.
— Не бойся, дорогая! Мне нужно, чтобы ты не боялась!
Тонкий месяц скользил меж облаков над сожженным районом. Остовы зданий едва напоминали жилые дома и церкви, словно в насмешку над человеческими надеждами.
Руины протягивали длинные пальцы теней через улицу, пытаясь схватить женщину и ребенка.
Прямо над головой разорвался снаряд, и пламя устремилось к земле. Мэг завизжала, а Текумсе, закусив удила, бросился вперед.
— Тпру! Текумсе, стой сейчас же!
Клео со всей силой натянула поводья.
Плачущая девочка выпустила из рук гриву и соскользнула с шеи коня.
— Текумсе! — заорала Клео.
Она отпустила поводья, чтобы схватить Мэг. Текумсе шарахнулся в сторону, и ездоки полетели на брусчатку.
Не переводя дух, служанка принялась неистово похлопывать неподвижное тельце ребенка. С трудом приподнявшись на одно колено, Клео сглотнула горячую, густую кровь — она прокусила себе язык.
— Ты в порядке, милая? Ушиблась?
— Клео, мы когда-нибудь попадем домой? — захныкала Мэг.
— Скоро, как только стрелять перестанут. А, мы уже близко…
Среди разрушенных шпилей и стен Клео отыскала что-то знакомое.
— Смотри, детка. Вот старое церковное кладбище. А вот кладбище при Круглой церкви. Давай спрячемся пока там.
Джон и Розмари нашли их среди разбитых могильных плит. Тело Мэг было скрыто под телом Клео, которая до последнего вздоха старалась защитить ребенка от обстрела.
— О господи, — разрыдалась Розмари Хейнз, — Мне нельзя было оставлять ее!
Джон Хейнз прижал к сердцу свое единственное дитя.
Глава 17
ЗНАКИ ЛЮБВИ
Изящный серый «бегун» скользил по мелководью чуть севернее отмели Гремучей Змеи. На вторую ночь после новолуния в отраженном в воде свете звезд видимость была не больше двадцати ярдов, и то для обладающих острым зрением. За полосой прибоя каролинское побережье казалось светлее, чем океан.
Босой матрос-лотовой
[31]
, подбежав к штурвалу «Веселой вдовы», дважды щелкнул пальцами: «Две морские сажени»
[32]
. Тунис Бонно дотронулся языком до лота и пробормотал:
— Устрицы. Приближаемся к Пьяному Дику.
Ретт вместо ответа сжал плечо Туниса.
Через подводные выхлопные трубы вырывался шум несоразмерно больших двигателей «Вдовы». Складывающиеся дымовые трубы лежали плашмя, и уже в сотне футов «бегун» был неотличим от туманной дымки над волнами.
После того как федералы взяли батарею Вагнера, проводить «бегуна» сквозь чарльстонскую блокаду стало еще опаснее. Глубоководный судоходный фарватер охранялся федеральными пушками, и ни один «бегун» не осмеливался заплывать западнее форта Самтер. Восточный подходный канал Мэффита был узкий и кривой. До войны буйки отмечали отмели Гремучей Змеи и Пьяного Дика, но сейчас янки убрали их. При отливе глубина канала Мэффита составляла четыре фута и четыре дюйма. А нагруженная «Вдова» опускалась на все четыре.
Сразу за Пьяным Диком «бегун» должен был резко положить право руля и ринуться через единственный оставшимся проход в чарльстонскую бухту.
Чтобы не подпускать федеральные броненосцы к бухте, защитники Конфедерации спустили в воду плавучий бон из бревен с минами, перегородив канал от Самтера до восточного берега форта Моултри. Зазор в сотню футов в этом заграждении был оставлен прямо под пушками Моултри.
Федералы знали, что «бегуны» приходят в кромешной тьме. Знали канал, знали крошечный проход, через который те проскакивали. Молодые наблюдатели-янки с острым зрением терли глаза, изо всех сил стараясь разглядеть что-то в ночи. Они прислушивались к собственному дыханию, стуку сердца.
После падения батареи Вагнера большая часть «бегунов» перешла из Чарльстона в Уилмингтон, в Северной Каралине, где можно было незаметно проскользнуть вдоль двух проток — обе под защитой форта Фишер, крепости, оседлавшей узкий полуостров между рекой Кейп-Феар и Атлантическим океаном.
Приближаясь к Чарльстону, Тунис Бонно вел свой 180-футовый колесный пароход вдоль берега по переменчивой впадине, где накат волн начинал пениться гребнями. И если федеральные военные суда держались в открытом море, то отмели патрулировали шлюпки. Двадцатифутовые плоскодонки не способны были потопить или взять на абордаж «Веселую вдову», но их сигнальные ракеты могли обратить мушки больших кораблей против безоружного «бегуна».
Пять узлов. Тунис Бонно напряженно вглядывался во тьму. Слышался рокот волн, прибой обрушивался на берег, шипя при отливе.
Носовой наблюдатель «Вдовы» поднял левую руку, что означало: «Пикетная шлюпка слева по носу». Тунис наклонился к переговорной трубке и попросил у машинного отделения прибавить пару.
