«Красная Шапочка» была самым дорогим увеселительным заведением в Атланте, его посещали офицеры-конфедераты высоких рангов, аферисты и спекулянты. В Новом Орлеане оно было бы обычным для Французского квартала, но в более приземленной Атланте считалось претенциозным.
Стены в приемной, оклеенные обоями в красно-зеленую полоску, были густо увешаны раскрашенными вручную литографиями со сценами из парижской жизни. Позолоченные бронзовые часы на каминной полке обрамляли высокие статуэтки мраморных Венер в жеманных позах. Хранившиеся в шкафах плевательницы приносились по требованию.
Мебель во французском стиле вынуждала грубых мужланов сидеть прямо, положив руки на колени. Для этих работяг девицы Красотки Уотлинг были экзотикой, как, скажем, белые цапли. От малейшей провокации распутницы прыскали смешками или тараторили что-то на непостижимом креольском диалекте.
Ретт Батлер на паях владел «Красной Шапочкой» и держал кабинет на втором этаже. Того, кто мог устроить дебош, тихо выпроваживали. Макбет говорил им:
— Сэр, по-моему, вам лучше сейчас уйти домой. Вы же не хотите, чтобы спустился капитан Батлер.
Минетта была куртизанкой, и довольно опытной. На старость Минетта купила участки с домами в Садовом районе Нового Орлеана и делала взносы в церковь. Когда мадам Уотлинг пригласила Минетту работать в «Красной Шапочке», та чуть не отказалась, потому что Красотка решительно не была куртизанкой.
Несмотря на то что мадам Уотлинг была старше Минетты, она оставалась в чем-то сущим ребенком, каким может быть только американская женщина, — несносным ребенком! Настоящая куртизанка понимает скрытый смысл слов; американка же готова спутать их с любовью — неразбериха, от которой Красотку Уотлинг, по убеждению Минетты, спас только совет опытной креолки.
В этот вечер Минетта с дежурной соблазнительной улыбкой восхищалась щегольством Капитана Длинный Нос.
— А, Минни? Перекрасила волосы? Теперь они вроде рыжее, чем были. Я слышал, Ретт вернулся в город?
Сколько вопросов задает этот человек! Сидит в приемной с обеда, на улице все моросит, а он задает вопрос за вопросом. Как-то Минетта слышала, как Элоиза описывала своего первого любовника — соседского мальчишку, — а Капитан Длинный Нос все посмеивался над подробным рассказом о неуклюжих попытках бедного мальчика. Когда у Элен был запор, он советовал ей то одно средство, то другое, хотя все знали, что виной всему настойка опия! А однажды Длинный Нос даже спросил Минетту, как ей удается не забеременеть!
Длинный Нос очень интересовался капитаном Батлером: где тот был, что делал, что думает по тому или иному поводу. Откуда Минетте знать, что думает капитан Батлер — и какое дело до этого Длинному Носу?
Когда Минетта жаловалась на надоедливого полицейского, Ретт только потешался:
— Эдгар все пытается разгадать тайну жизни, Минетта. Пусть побегает.
Эдгар Пурьер был неприметным парнем с костлявым вытянутым лицом, большими ушами и крупным выразительным ртом; длинные ресницы обрамляли яркие и блестящие, как у любопытного воробья, глаза.
Что-то в Капитане Длинный Нос вызывало у простых солдат желание его перепить, и в день выплаты содержания спиртное лилось рекой, а сержант Пурьера, Джек Джонсон, составлял ему компанию.
Сегодня вечером полицейский попросил у Минетты налить ему бренди.
— Один глоточек, Минни, — и пальцами показал, сколько налить, раздвинув их на пару дюймов.
Эдгар Пурьер восхищался теми, кто был при власти. Отец Ретта, Лэнгстон Батлер, обладал влиянием, потому что был богат и неумолим, — вернее, оттого и богат, что неумолим. Влияние Шарлотты Фишер Раванель основывалось на богатстве, а поскольку война поощряет смелость, обрел влияние и Эндрю Раванель.
Эдгар Пурьер не понимал только, на чем держится власть Ретта Батлера.
Когда Ретт впервые появился в заведении Кэткарта Пурьера, Эдгар поднялся по лестнице, чтобы оценить нового ученика отца. Ретт посмотрел на Эдгара и мгновенно увидел его насквозь, сразу сбросив со счетов. «Как же так, — хотелось возразить юному Эдгару, — я совсем не такой. Я представляю из себя нечто большее!» Увы, впоследствии Эдгар удостаивался только полунасмешливой улыбки Ретта. Когда Эдгар пытался льстить ему, тот высмеивал его подхалимство. Как-то Эдгар преподнес Батлеру в подарок дорогой шейный платок, но тот ни разу его не надел. И однажды вечером Эдгар обнаружил подаренный платок на шее негра-привратника заведения мисс Полли. Когда единственный раз Эдгар набрался храбрости объясниться, Ретт прервал его прежде, чем он успел сказать три слова:
— Не сейчас, Эдгар, — и вышел из комнаты.
Ретт Батлер не был жесток к Эдгару — как Генри Кершо и Эндрю Раванель, — однако его безразличие было хуже жестокости. В чем секрет Ретта? Может, его сила в равнодушии?
Когда Батлера выгнали из Вест-Пойнта (никто из чарльстонцев не удивился бы, если бы он пустил себе пулю в лоб), Эдгар Пурьер единственный пришел на пристань встречать приятеля.
— Черт побери, рад тебя видеть, Ретт. Пойдем со мной.
У мисс Полли новая девчонка с такими аппетитами…
Ретт только улыбнулся полунасмешливой улыбкой, которую Эдгар ненавидел.
— Не сейчас, Эдгар, — сказал он и направился в город.
На пороге с ведерком для угля в руке нерешительно стояла горничная «Красной Шапочки».
— А, входи, детка.
— Простите, сэр. Я не знала, что здесь кто-то…
— Не важно, не важно, делай свою работу. Боишься, что я тебя укушу?
— Нет, сэр.
— Я бы никогда не укусил такую милашку, как ты.
Девушка вспыхнула.
— Скажи, детка, когда придет капитан Батлер?
— Не знаю, сэр.
Когда она опустилась на колени, чтобы выгрести угли из печки, платье натянулось на спине и стал виден каждый позвонок. Минетта, вернувшись с бренди, рявкнула:
— Лайза! Тебе нельзя заходить в гостиную вечером!
Смущенная девушка опрокинула ведерко, и уголь рассыпался, залетев под кресло капитана Пурьера. Он раздвинул ноги, чтобы она смогла достать угольки.
— Вот неуклюжая, — прошипела Минетта. — Оставь. Соберешь после того, как капитан уйдет.
— Минни, как ты думаешь, Лайза смогла бы меня обслужить?
— Лайза еще ребенок, капитан, — холодно сказала Минетта. — Она не развлекает клиентов.
Когда вошел Макбет, держа за руку незнакомого мальчишку, Лайза воспользовалась моментом, чтобы сбежать.
Макбет объяснил Минетте:
— Парень говорит, что он сынок Красотки.
Минетта сравнила лицо паренька с изображением на лагерротипе, хранившемся у мадам на туалетном столике.
Но, шоп petit
[24]
, ты же в пансионе. В Новом Орлеане!
