Голос его, кажется, неуловимо изменился – по крайней мере, Ри ощутил, как от голоса и интонации его продрал мороз по коже.
– Я… не брал… изсссс… вашей головы… Я вижу… вперед… проссссто… предупредил… вссссе, кто… сссс… вами… обреччччены…
Каюта катера вдруг пропала, вместо неё возник коридор в квартире Ри, в Питере. Входная дверь открылась, в неё вбежал десятилетний Ромка. Огляделся и кинулся к отцу – Ри невольно подался вперед, но…
Ромка не добежал. Он остановился, словно налетел на стену, и начал стремительно меняться – ребенок, подросток, юноша, взрослый, пожилой, старик. А потом старик рассыпался в прах, который лег на пол мягкой серой горкой.
Следом вошла Джессика и тоже направилась к Ри, и тоже не дошла – её тело вдруг стало распадаться, словно стеклянное.
А затем – из воздуха возникла черная арбалетная стрела, тяжелая, отливающая металлом, и замерла в сантиметре от левого глаза Ри.
– Чшшшто, нет? – человек, который не был человеком и не был богом, тоже придвинулся к Ри максимально близко и склонился к нему. – И в это… ты не веришь?..
Ри молчал.
Картинка исчезла, они снова были в каюте катера.
– А ты… – поворот меняющегося лица – к Иту. – Тожшшше?
Каюта снова пропала, сейчас все они находились почему-то в их общем доме, на Окисте, в столовой. В столовую из разных дверей вошли Берта и Фэб. И, не дойдя до Ита, они тоже стали распадаться, но не так, как Джессика и Ромка, нет. Они разлагались, кусками отваливалась кожа, мышцы твердели, затем оплывали…
Картинка сменилась – все тут же узнали Балаклавский, место, в котором находился метапортал. Откуда-то налетел горячий ветер, пахнуло металлом, бензином, затем раздался протяжный железный скрежет. А потом – выстрелы, сухие, короткие, словно кто-то невидимый ломал сухие ветки. Ит машинально повернул голову влево, откуда раздавался звук – но Балаклавский исчез, они снова были в каюте катера.
– Ннннеее уссспел, – констатировал «бог». – И не уссспеешшшь… Не сссстрашно?..
Ит пожал плечами.
– Честно говоря, я ничего не понял, – ответил он. – Вы сейчас взяли, видимо, считку, которую я открывал недавно. Не понимаю зачем.
Человек посреди каюты вдруг начал стремительно трансформироваться – его тело переставало быть человеческим, оно тянулось, удлинялось, обрастало черно-серой чешуей. Через несколько секунд в центре каюты катера свивался кольцами огромный змей с человеческим лицом. Тяжелым, словно высеченным из камня лицом…
– Морок, – уверенно сказал Тринадцатый. – Уважаемый, а вы случайно не посещали такую планету… Апрей называется?
– Неее… зссснаю… – змей замер. – Глупцы… Я был… везссссде… и буду… везсссде… и всссегда…
– То есть вы хотите сказать, что мы сейчас видели какое-то возможное будущее? – уточнил Скрипач. – Вы бы тогда как-то поконкретнее, что ли. И поточнее. А то, понимаете ли, Ри действительно когда-то из арбалета получал… да, Ри?
– В прошлой инкарнации, – хмыкнул тот.
– …А Иту действительно прилетало на Балаклавском, но это было тоже в прошлой жизни. Вы ничего нового сейчас не сказали, – констатировал Скрипач.
– Глупцы… – упрямо повторил змей. – Сссслепые глупцы…
– Вы бы лучше что-то хорошее показали, – предложил Кир. – А то стращать-то каждый горазд, а вот с хорошим чего-то не очень.
– Зсссачем?.. – змей крутанулся на месте. Лицо его снова изменилось – на Кира сейчас смотрел рауф, очень похожий на Атона. – Ты же ссссам… видишшшь… что хорошшшего впереди у вассс нет… и быть не можшшшет…
– Да ладно, – Кир нахмурился. – Злой ты какой-то бог, дорогой товарищ. Мог бы чего хорошего сделать, а всё страсти наводишь. Нехорошо.
– Вы не засссслужили другого бога…
– И как же зовут того, кого мы заслужили? – вдруг спросил Брид. До этого он сидел на своем месте молча, нахмурившись, и, видимо, о чем-то размышляя.
– Массстер… червей… – существо свилось в кольцо. – Вы не засссслужили иных… ссссвет не для вассс… только… благая… тьма…
– Плагиат, – констатировал Ит. – И на этот раз из твоей головы, Ри. Сообразил?
– Нет, – признался тот.
– Потом напомню, как стартуем отсюда, – пообещал Ит. – Вот что, уважаемый бог. У нас дела. Нам пора. Мы были рады с вами побеседовать, а теперь – всего наилучшего. Ри, давай на старт.
Ри кивнул. Под его руками замерцала панель управления.
Черный змей негодующе зашипел.
– Я мог… ссссспасти вассс… – предостерег он. – Увессссти… там… безопасссстно…
– Спасибо, но мы как-нибудь сами, – галантно улыбнулся Скрипач. – Ну что, уважаемый бог? Составите нам компанию? А то нам приборы собирать надо, понимаете ли.
Змей дернулся, словно его ударили, а затем стал таять – и вместе с ним таяло в воздухе последнее слово, которое он произнес, уже исчезая:
– Глупцы…
* * *
– Ну вот и побеседовали, – Кир тяжело вздохнул. – Народ, вы как?
– Нормально мы, – угрюмо отозвался Ри. – Время. Приборы.
– Угу…
На «дельты» ушло полчаса – увы, когда их подняли на борт, оказалось, что показаний они сумели снять самый минимум. Понятно дело, что Милтон будет недоволен, но хотелось верить, что он понимает простой факт: от них в данном случае ничего не зависит.
– Ит, что ты там говорил про этого мастера червей и про плагиат? – напомнил Ри, когда катер вышел из атмосферы Утопии.
– Ты разве не помнишь? – удивился тот. – Ты же читал это стихотворение. Уже после того, как песню пел. Еще на Терре-ноль.
– Когда? – удивился Ри.
– За пару недель до того, как уходили оттуда. Песня тогда очень кстати пришлась, а стихотворение… – Ит задумался. – Оно тогда было не в тему. Зато стало в тему сейчас.
– Напомни, – попросил Ри.
– Секунду… оно длинное было, – Ит прищурился. – Как же начиналось-то… а, вот.
Вот кокон. Кокон мотылька,
Чья оболочка так легка,
Что в пальцах сжать – и нет его,
И не родится ничего…
И лишь пятно оставит след,
О том, чего на свете нет.
Он долго спал. И ждал весны.
И в коконе роились сны,
Где счастье, радость, красота,
Небес безбрежных высота,
Где ветер над лугами прян
И от пыльцы цветочной пьян…
И слишком долго кокон ждал,
И кто-то в нём сидеть устал,
Но хватка кокона крепка,
И не трещат его бока,
И всё грустнее сны внутри…
И кокон сморщился, смотри!
…
Смотри… Нет, так не может быть!
