А теперь вот происшествие в гостинице «Таежная»… Дикое, из ряда вон выходящее, небывалое. Какие-то приезжие операцию Дружины порушили. Одного меньшого дружинника избили так, что пришлось того срочно отправить в травматологию, второго… со вторым вообще непонятно что сотворили. И еще ведь, наглецы такие, послание передали. Мол, с самим Капралом, головой Северной Дружины, говорить желают! Аудиенцию им подавай. Ну, будет вам аудиенция!.. Вот кого еще бы хорошо, кстати, в назидание прочим казнить публично – тех, кто установлению нового порядка сопротивляется. Тех, кто против великого дела Всеобщей Справедливости идет!.. Ведь не понимает народ слова, отучили его от того, что словам верить можно. Только кнут понимает народ. Кнут и удавку.
Ненароком всплыли в памяти Кости сегодняшние соседи павшего (в прямом смысле слова) жертвой собственной трусости самочинного риелтора. Чего им стоило поинтересоваться, за каким это дьяволом зачастил тот в гости к инвалиду? Наверняка же знали дядю как облупленного… Вмешались бы раньше, спасли бы старика. Нет, они, падлы, только тогда в Северную Дружину позвонили, когда их собственное благоудобство нарушать стали… Вот их бы тоже… Ну, не казнить, положим, а наказать хорошенько – и им самим, и другим в науку. Выпороть, например. Вложить понимание через заднее место, если через другие места не доходит. Наказать.
– Наказать! – с удовольствием проговорил вслух Костя, ударив себя кулаком по колену.
Костя и сам не заметил, как начало меняться его понимание этого мира. Когда-то он ладно и без труда делил всех людей на тех, кого необходимо оборонять, и на тех, от кого необходимо оборонять и обороняться. Но с какого-то момента эта четкая граница стала расплываться, дергаться из стороны в сторону, мочалиться, рваться… Да впрочем, что там – «с какого-то момента»… Костя, пожалуй, мог признаться себе, что знает точно – с какого именно.
Все началось с того пацаненка, безмолвно и незаметно сгоревшего в белом особняке. Несмотря на понимание неизбежности подобных жертв, Костя все-таки долго не мог успокоиться. Это ведь ребенок, как ни крути. Ни в чем не повинный малыш, преданный жуткой смерти. Им же самим, Костей Гривенниковым, Кастетом, и преданный. Что может быть хуже, чем стать причиной гибели ребенка? Даже думать об этом невыносимо… И вот как-то муторной ночью, когда поднимаются со дна сознания разбуженные темнотой самые страшные мысли, те самые, не смеющие показываться при свете дня, и ты мечешься по закоулкам разума, стремясь найти хоть что-то, чем можно от этих мыслей защититься, – Косте вдруг явилось, само собой откуда-то выпрыгнув, очень простое умозаключение. Вины, конечно, на пацаненке не было никакой. Не успел он перед людьми ничем провиниться. Только вот… Вырос бы он кем? Ага? То-то и оно… Никакого другого дела, кроме как торговля дурью, воровство, попрошайничество и вымогательство, не мог предложить ему тот закрытый мирок, в котором он возмужал бы и повзрослел. Не было у безымянного пацаненка (имени его Костя так и не узнал, да и не хотел узнавать), не было у него в определении жизненного пути никакой альтернативы.
Жестоко, да. Но – правда. И Костя ухватился за этот довод, как за щит; и щит укрыл его, ночные страхи поскрежетали еще зазубренными клювами о броню Костиной логики… и отступили. Не бывает невиновных, – так решил для себя Костя Гривенников. Если ударила тебя судьба, значит, есть за что…
А еще спустя полгода после поджога особняка пришлось руководу Кастету выезжать с командой дружинников в один из окраинных дворов Туя. Рядовой случай: ночь, детская площадка, пьяная компания, колыхавшаяся в темноте бесформенной многоглавой гидрой, расплевывающая вокруг себя буйные матюки, окурки и пустые бутылки… Ну, поорут им из окон под боязливое ворчание мужей бесстрашные бабенки. Ну, приедет наряд ППС, погрозит автоматными стволами, велев разойтись по домам, или в самом крайнем случае заберет одного-двух полуночников в отдел, выпишет штраф, который никогда не будет оплачен… А завтрашней же ночью компания соберется снова. Дружина к таким неугомонным применяла методы радикальные. А именно: вывозили ребята-дружинники любителей ночных гулянок за город, километров за пять-шесть, разъясняли при помощи тычков и затрещин необходимость соблюдать в ночное время тишину – и уезжали, пообещав напоследок, что в следующий раз состоится по-настоящему серьезный разговор. Следующего раза, надо сказать, никогда не бывало… А той ночью узнал вдруг Костя в одном из буянов мужичка, которого всего-то пару недель тому назад пришлось вызволять Дружине из долговой ямы; причем не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Задолжал мужичок кругленькую сумму, отдать в срок не сумел, юлил, тянул… Кредитор его – полковник внутренних войск в отставке – душу тратить на увещевания и угрозы не стал, поскольку оказался, что называется, человеком не слова, но дела. Прибег отставной полковник к средневеково-простодушному способу выколотить кровные денежки. Завел должника в собственный гараж и посадил в погреб, где хранил обыкновенно картошку. И дал знать родным, что, покуда они долг не сквитают, не видать бедолаге солнышка…
Спасли мужичка. А он, вишь ты, загулял на радостях…
А сколько раз выезжали дружинники на массовые драки, до которых сибирский люд очень даже охоч, где вообще непонятно, кто правый, а кто виноватый?.. Кого оборонять? От кого?
А кляузы соседей друг на друга?..
А жалобы на вышестоящее начальство тех, кто полагает, что начальство это очень их обидело, обойдя местом или уволив за пьянку и прогулы?..
И скоро стало казаться Косте Кастету, что Северная Дружина – не столько поборник Всеобщей Справедливости, сколько что-то вроде строгого воспитателя в большой группе несмышленых беспечных детишек, которые не научены еще отличать добра от зла, которых хлебом не корми, дай только слямзить что-нибудь, подраться, обмануть. И не защищать их требуется друг от друга, а – в первую очередь – воспитывать. А как воспитаешь, не наказывая?
Только он пришел к этому выводу, как дорогое сердцу чувство абсолютной правильности того, что делает, начавшее было уже притупляться, вновь заполыхало в нем.
Чего проще? Неразумных – воспитывать. Личным безукоризненным примером и беспрестанным вдалбливанием понимания, что наказание неотвратимо. Наказывать – это очень важно. А что еще остается?
Как-то он поделился этими рассуждениями с Капралом, который, занятый своими делами с правящей верхушкой города и области, чем дальше, тем больше отдалялся от прямого управления Дружиной, фактически переложив его на Костю и выросших до руководов Зайца, Шатуна и еще одного – Лиса, пришедшего не так давно, но уже добившегося внушительных результатов в изучении яри, – дав им право самостоятельно решать текущие вопросы.
Капрал рассмеялся:
– А ты только сейчас это понял, боец? Страна победившего хама – вот где мы живем. Тех, кому сейчас по тридцать – сорок – пятьдесят лет, уже не исправить. Их можно только заставить жить по-человечески. Что, в принципе, не так уж и сложно. Это здесь они горазды мимо урон харкать и гонять по встречной, гудками да пальбой с дороги холопов расшвыривая. А как за границу попадают, моментально в добропорядочных граждан превращаются. Ходят себе по струночке тише воды, ниже травы… пока трезвые, конечно. Потому что знают: закон – это он только дома как дышло. А в Европе и Штатах один порядок на всех, там особо не покуражишься… Дай Бог, чтоб хотя бы следующее поколение сегодняшние мальчишки и девчонки осознали: уважение к самому себе невозможно без уважения к окружающим… Ты все делаешь правильно, боец.
