– Руки заломить не забудьте! – прокричал Быков. – Чтоб все как надо было! Чтобы люд наш православный порадовался! Хотите, я еще поору чего-нибудь эдакого… Потешу народ, а? Мол, простите, соотечественники, татя бессовестного! Ату меня, ату!
Костя глянул в раскрытое окно. Воплям поселкового главы все увеличивающаяся толпа на площади внимала с азартным восторгом.
– Вилы мне в задницу раскормленную!.. – крикнул Быков и – схваченный дружинниками за руки – вдруг смолк, как-то моментально побледнев и осунувшись.
Его вывели из-за стола.
– Эх, дурачье, молокососы… – заговорил снова Василий Анатольевич, другим тоном заговорил, уже не дурашливо, а с вполне искренней горечью. – Думаете, вы тут закон? Вы тут власть? Вы тут – сила?.. Да ничего подобного! Кто меня слил? Вы, что ли? Атаман ваш? Капрал? Да как же, щас! Там, наверху, меня слили!.. – он дернул было плечом, очевидно желая ткнуть пальцем в потолок. Когда же по понятным причинам у него это не получилось, он вздернул на мгновение подбородок. – Мой же босс, Баранкин Семен Семенович, меня и слил. Принес в жертву, так сказать. А Баранкин чем лучше меня? Да он знаете, как хапает? Мне такое и во сне не приснится! Следовательно, чем вы здесь занимаетесь? Спектакли устраиваете! На потребу публике! Да, спектакли! Всего-навсего! А кому те спектакли надобны, а? Сказать? Сказать? Да вы и сами, если не дураки, поймете!..
– Ну, хватит! – поморщился Костя. – Действуйте, парни.
Один из дружинников перехватил Быкова за обе руки, другой, наклонившись, схватил поселкового главу за лодыжки, сильно дернул на себя. Василий Анатольевич, вмиг догадавшись, какая участь ему уготована, затрепыхался в полуметре от пола, растянутый между крепко держащими его дружинниками, как большое одеяло.
Его подтащили к окну. Толпа на площади взревела.
– Совсем с ума сошли?! – заверещал Быков. – Вы серьезно, что ли? Пустите! Пустите, гады!
– Бросай, – скомандовал Костя.
Глава администрации поселка городского типа Ольевск полетел из окна.
Шмякнулся Быков на разбитый под стеной газон. Толпа стихла. Очень тихо стало на площади – только надсадно лаяли где-то неподалеку взбаламученные собаки.
Дружинники наблюдали за происходящим сверху.
Василий Анатольевич поднялся. Шатаясь, пошел прямо на людей, словно не видя их. Перед ним молча расступались. Выбравшись на открытое место, он побежал – хромая, сильно кренясь на один бок. Никто его не останавливал и не преследовал. Только, когда он уже бежал посреди улицы, кто-то свистнул вслед.
– Куда он денется-то… – негромко проговорил Заяц, словно отвечая на чей-то вопрос.
– Домой помчался, – сказал Костя, – куда ж ему еще… А дома его уже ждут. Сотруднички. Те самые, которые уполномочены все его грехи задокументировать и доказать. Но нам это уже не интересно. Мы свое дело сделали.
– А про господина Баранкина-то… – произнес Заяц, – пожалуй, он дело говорил.
– Придет время, и господина Баранкина за жабры возьмем, – не оборачиваясь, сказал Костя. – А пока пусть господин Баранкин нам послужит…
Он вынул из кармана телефон.
* * *
Когда-то Лосиная заимка представляла собой обветшалую тесную избушку, где время от времени останавливались переночевать промышлявшие в здешней тайге охотники. Но лет пять назад пришли сюда энергичные громкоголосые люди, покрутились вокруг, пофотографировали. Удалились и вернулись снова, уже не пешком, а на мощных автомобилях, для которых с помощью бензопил была проложена удобная дорога, тянувшаяся полсотни километров – от самой Лосиной до федеральной трассы. Избушку раскатали по бревнышку, а на ее месте, изрядно расширив теми же бензопилами свободное от растительности пространство, построили добротный просторный дом в три этажа, с закрытым гаражом, хозблоком, русской баней, каминной и прочими пристройками. В одну из комнат первого этажа вселился именуемый смотрителем здоровенный и мрачный густобородый старикан Ефим, похожий на впавшего в человеконенавистничество Деда Мороза. В первый же день он развесил по соснам вокруг заимки привезенные с собой пластиковые четырехугольники с угрожающе багровыми надписями: «Проход строго воспрещен. Охраняемая частная территория». И случайные охотники перестали появляться на Лосиной. Теперь сюда наведывался откушать «настоящей сибирской охоты» мэр города Туй Семен Семенович Баранкин – да еще приезжали те, кому Семен Семенович лично и особо благоволил.
В этот день гостем мэра Баранкина был Иван Ломовой, давно и прочно известный правящей и торгующей элите всей Новосибирской области под прозвищем «Капрал».
Мужчины расположились в каминной. Они едва начали разговор, как у Капрала зазвонил мобильник. Мэр тут же приподнялся, вопросительно глянув на гостя. Тот махнул двумя пальцами – мол, сиди…
Говорил Капрал недолго, Баранкин успел лишь плеснуть из четырехугольной бутыли виски в два широких толстостенных стакана. Когда Капрал закончил и убрал телефон, Баранкин подмигнул ему, поднимая свой стакан:
– Социальная справедливость снова восторжествовала?
– Восторжествовала, – согласился Ломовой.
– Эх, Анатолич, бедолага… Надо было намекнуть ему, наверное, о готовящихся переменах. Чтоб, значит, морально подготовился человек. Хотя… – Баранкин отпил глоток, кашлянул и усмехнулся, – в таком случае эффект был бы не тот. Может, и в бега бы ударился, запаниковав; ищи его потом… Ладно, чего теперь. Распоряжение о снятии его с должности уже готово, в прокуратуре тоже все в курсе, неделю уж Быка нашего копают…
Пока мэр разглагольствовал, Капрал достал из внутреннего кармана пластиковую банковскую карту, придвинул ее по столу к Баранкину. Семен Семенович тут же замолчал, стремительным движением азартного картежника смел со стола карту, спрятал ее.
– Там… все точно? – ничуть не расслабленно, как секунду назад, а очень даже деловито осведомился он.
– Как договаривались, – пожал плечами Капрал. – Когда я тебя обманывал?
– Ну что ты, Иваныч! – замахал руками Баранкин. – Какой-то ты прямо… Слово тебе не скажи… Давай-ка обмоем это дело.
Он отпил еще глоток, сморщился, втягивая воздух через стиснутые зубы. Ломовой проглотил все, что было в стакане, одним духом. Мэр тут же налил еще.
– Останешься до завтра? – спросил он, без особого, правда, интереса – видимо, по опыту зная, как реагирует на подобные приглашения его собеседник. – Сейчас вот эту дуру прикончим… – он щелкнул пальцами по бутыли, – закусим, чем Бог послал. Потом банька, а потом уже и настоящий ужин приспеет. Знаешь, как Ефим медвежатину запекает? О-о-о… А с утреца можно пострелять сходить. Ну, как?
– В другой раз, – кратко ответил Капрал.
Семен Семенович развел руками, с деланым разочарованием вздохнул и налил еще виски. Выпив, он как-то сразу погрузнел.
– Тревожно мне что-то, Иваныч, – высказался он, подперев голову рукой. – Всего ведь полтора года до губернаторских выборов осталось. Что будет-то, а?
