— А я слышала, что Марк недавно расстался с этой Бротской, — сообщила какая-то рыжая особа.
И сразу же перешла к обсуждению вопроса о холостом положении Марка Яропольского.
Честно отсидев два часа в тесном, душном коридорчике, я все-таки переступила порог заветной комнаты, оборудованной для фотосъемок.
Марк Яропольский стоял возле столика и заряжал пленку в аппарат. За его спиной было что-то наподобие импровизированного подиума, остальное пространство было пустым, если не считать кресла возле самой двери.
— Добрый день, милочка, — заговорил Марк, не отрываясь от работы.
Я в нерешительности замерла у порога.
— Хотя, если вдуматься, не такой уж он и добрый, — продолжал рассуждать Яропольский, стоя ко мне спиной. — Ну что, не будем терять времени даром, красавица… — и Марк запнулся, поскольку в этот момент обернулся и взглянул на меня.
Что-то мне подсказывало, что на звание модели студии «Лолита» я не тяну, а ведь могла бы накраситься с утра, одеться поприличней, а самое главное — сменить туфли. Не могу же я всем объяснять, что у меня вчера был неудачный день, пришлось убегать от дачника, вознамерившегося убить меня мотыгой. Я опустила взгляд на туфли и неловко переступила с ноги на ногу. Каблук в этот момент пошатнулся, и мне пришлось долго размахивать руками, чтобы восстановить равновесие.
Марк усмехнулся, но тут, вероятно, вспомнил, что его гонорар впрямую зависит вот от таких особ, как я, и посерьезнел.
— Прошу, — он сделал галантный поклон и жест в сторону импровизированного подиума.
И я решительно зашагала к сцене. С модельным бизнесом я напрямую связана не была, но кое-какой опыт у меня имелся, так что уже после первых пяти снимков Марк перестал отдавать дурацкие наставления типа «Представь, что меня с камерой здесь нет» или «Двигайся свободнее», еще после пяти снимков он перестал хмыкать и сопеть, а потом единственным выражением его эмоций стало уже знакомое мне слово «Прелесть!».
А я то коварно улыбалась, то строила глазки в объектив, то извивалась всем телом, демонстрируя свои богатые данные. В общем, радовала Марка Яропольского как могла, так что, когда пленка закончилась, он был даже раздосадован.
— А вы случайно прежде не участвовали в фотосессиях? — спросил он, когда я спустилась с подиума.
— Случайно нет, — отозвалась я.
У меня были куда более интересные развлечения, и мне уже не терпелось привлечь дорогого фотографа к участию в них.
— Можете не беспокоиться, Танечка, считайте, что вы уже прошли конкурс и зачислены в число моделей нашей студии, — заявил вдруг Марк.
— Послушайте, но мне всего лишь нужно с вами поговорить о Юле Разумовской, — и я показала ему свою лицензию.
С минуту Марк смотрел на меня в оцепенении, потом круто развернулся, подошел к двери, распахнул ее и громко выкрикнул:
— Перерыв на пятнадцать минут.
После чего он закрыл дверь и снова обернулся ко мне:
— Пройдемте в соседнюю комнату. Я действительно устал, мне нужно хоть немного передохнуть, а заодно и обсудим все.
Там Марк шлепнулся в кресло, достал пачку сигарет и закурил. Сделав несколько затяжек, он откинулся назад и закрыл глаза. Я тоже тихонечко присела на край кресла и, не желая Яропольскому мешать, терпеливо молчала и ждала.
— Итак, что там с Юлей? — наконец-то ожил Марк.
— Скажите, что вас связывает с этой девушкой?
— Юля была моделью, а потом вышла замуж и бросила все это.
Я кивнула в знак того, что обстоятельства жизни Юли Разумовской мне уже известны.
— Ну вот, а теперь она надумала снова вернуться в этот бизнес и сделать карьеру модели. Для этого она и обратилась ко мне, попросила сделать несколько снимков, а затем порекомендовать ее в какое-нибудь престижное агентство. Не за так просто, разумеется, — Марк сделал многозначительную паузу.
— Понимаю. Она была вашей любовницей, — решила я проявить смекалку.
— Почему была? — насторожился Марк.
Я так и не поняла, что именно в моей фразе ему не понравилось: то, что Юля была его любовницей, или просто то, что была.
— Марк Викторович, когда вы видели Юлю в последний раз?
— Примерно неделю назад.
— Примерно неделю назад Юля была убита — ее задушили.
— Что?!
— А вы что же, ничего не знали о смерти своей любовницы? — спросила я, ни на каплю не поверив Марку.
— Нет.
Марк нервно курил, а я испытующе смотрела на него.
— Понимаете, Юлю и любовницей-то моей нельзя было назвать, это… это было своего рода платой за то, что я помогу ей пробиться в модельный бизнес.
— Это не объясняет тот факт, что вы ничего не знали о ее смерти. К тому же я видела, как вы показали ее фотографии некоему господину. На всех снимках девушка была в ожерелье, я предполагаю, что им же ее и задушили. Вам не кажется это странным, а?
Марк раздавил окурок в пепельнице и посмотрел на меня.
— Я видел его всего несколько раз — когда Юля пришла ко мне с просьбой и потом — на съемках. Тогда же мы и… рассчитывались… Я обещал, что, как только найду для нее место, тут же сообщу. Юля говорила, что у нее ревнивый муж, с которым она хочет развестись, но не намерена этого делать до тех пор, пока ничего не будет точно решено с агентством. «Хочу, чтобы было куда отступать, разбежаться мы всегда успеем, но при этом не хочется остаться без денег и без работы», — так она объяснила свое поведение. Я ничего против такого расклада не имел. И как раз сегодня встречался с Сергеем Тропиным — руководителем одного из модельных агентств, показывал ему фотографии Юли и сегодня же вечером собирался связаться с ней.
— А могу я взглянуть на эти фотографии?
Марк на секунду заколебался, но возражать не стал — вышел из комнаты и вернулся через пару минут с конвертом в руках.
— Вот — это все, больше никаких фотографий Юли у меня нет.
Наскоро просмотрев фотографии, я убедилась, что это те самые снимки, которые разглядывал респектабельный дядя в ресторане гостиницы. Юля на всех фотографиях была в одном и том же черном платьице и непременно в ожерелье, съемки проходили не в студии, где обычным фоном является белое полотно, а на природе, причем более чем экзотической — не в каждом саду или парке встретишь такие кустарники и цветы. Но особенно мне приглянулась одна фотография, где Юля была снята у фонтана, украшенного скульптурой купидона.
— Скажите, Марк Викторович, а вам известно, откуда у Юли ожерелье и почему она пожелала фотографироваться именно в нем? — спросила я.
— Без понятия. Должно быть, муж подарил.
— Муж, — пробормотала я и решила взять это на заметку. Действительно, не мешало бы позвонить Виктору Разумовскому и узнать, было ли на Юле ожерелье в вечер убийства. — И еще один вопрос.
