- Ты похвалила мое красноречие, - сказал он, - но и ты сегодня высказалась весьма красноречиво. - Лицо его вновь выражало полное самообладание. - Я признался в моих чувствах, а ты в ответ сообщила о твоих. Разговор получился весьма содержательный.
Она смотрела на него, тяжело дыша, слишком сердитая, чтобы сказать что-нибудь в ответ, и слишком обиженная, чтобы беспокоиться о его чувствах.
- Поскольку мы оба полностью высказались, больше, видимо, добавить нечего. Я не буду вам больше навязываться, но думаю, что было бы разумно, если бы мы оба с этого момента постарались избегать друг друга. Желаю вам всего хорошего, мисс Мартингейл.
Он поклонился и ушел, а она наблюдала через окно, как он поднимается по лестнице и выходит на улицу, а когда он скрылся из виду, попробовала вернуться к работе, но тут же бросила ложку и отвернулась от рабочего стола.
Она принялась ходить взад-вперед по кухне, а его слова все еще звучали в ее ушах.
«Едва ли можно ожидать, что я обрадуюсь, если женщина, не являющаяся мне ровней, воспламенит мои чувства, подчинит себе мою волю и мой разум настолько, что у меня не останется иного честного выхода из создавшейся ситуации, кроме женитьбы на ней».
Она остановилась и, сжав в кулак одну руку, сердито ударила ею в ладонь другой руки. А она-то сегодня, проснувшись, мечтала о нем! О чем, черт возьми, она только думала!
«Если ты выйдешь за меня замуж, твое будущее и будущее твоих детей будут полностью обеспечены. Ты будешь богатой и титулованной. Любая женщина позавидовала бы такому статусу. Извини, что я столь беззастенчиво говорю о том, что я завидный жених».
Мария вновь принялась ходить по комнате. Должно быть, были женщины, презрительно фыркнув, подумала она, которые позавидовали бы тому, что она получила предложение выйти замуж от маркиза. Эти женщины назвали бы ее дурочкой за то, что она отказала мужчине значительно выше ее по положению, который вдобавок еще красив, силен и баснословно богат. Если бы она приняла предложение, наверняка разразился бы скандал, и некоторые члены светского общества, возможно, никогда не стали бы ее принимать, зато она была бы женой одного из самых высокопоставленных пэров страны, и ей было бы не нужно больше работать. У нее были бы красивые наряды, великолепные дома и возможность вращаться в тех же кругах, что Пру и Эмма, ее самые близкие подруги. И она смогла бы иметь детей.
Дети. Она остановилась, почувствовав сожаление. Как девушка-холостячка, она несколько лет назад обрекла себя на бездетность, понимая, что после двадцати пяти лет шансы женщины на замужество существенно уменьшаются. Если бы она приняла предложение Филиппа, у нее появилась бы возможность обзавестись детьми, но этой возможности она сама себя лишила.
Она заставила себя не сожалеть об этом. Его признание в страсти к ней ничего не значило, потому что в основе его страсти не лежала любовь. Он даже не подозревал, что оскорбляет ее. Он предложил сделать ее своей женой, своей маркизой и матерью его детей, но в его глазах она никогда не была бы ему ровней. А без этого выйти за него замуж было бы немыслимо. «…глубокое и страстное желание, которое я испытываю к вам».
Вспомнив эти слова, она остановилась, потому что почувствовала в них искреннее страдание. Но это, конечно, не имело значения, потому что желание, особенно такое непрошеное, не может служить основой для брака между мужчиной и женщиной. Она поступила мудро, отказав ему. Очень мудро.
В таком случае почему она чувствует себя такой несчастной?
И тут ее гнев, обида и разочарование обрушились на нее с новой силой, сведя на нет все попытки воспользоваться здравым смыслом. Мария опустилась в кресло и разразилась слезами.
Глава 13
Если вы плохо чувствуете себя, если плохо спали, вас освежит шоколад. Но у вас нет шоколада! Я без конца думаю об этом. Дорогая моя, как же в таком случае вы справитесь?
Маркиз де Севиньи
Филипп вернулся к своей двери еще более расстроенный, чем тогда, когда уходил из дома полчаса тому назад.
«Я считаю, что люди, собирающиеся вступить в брак, должны испытывать взаимное уважение и привязанность, а у нас нет ни того, ни другого. То, что вы мне предлагаете, это не брак. Это рабство».
- Ну конечно, это рабство: быть маркизой и иметь ежемесячно тысячу фунтов стерлингов на булавки, - пробормотал он, поднимаясь по парадной лестнице. - А быть прикованной к плите в кухонной жаре и выпекать хлеб по двадцать часов в сутки - это, разумеется, предел мечтаний свободной личности.
Он вошел в дом, с трудом сдержавшись, чтобы не хлопнуть за собой дверью. Он предложил ей гораздо больше, чем то, на что может надеяться любая женщина такого же, как она, происхождения, а в ответ получил кучу язвительных упреков.
«Ты обращался со мной отвратительно».
Отвратительно? Отвратительно предложить женщине выйти замуж? Интересно бы узнать, что я должен был предложить, подумал он, поднимаясь по лестнице. Любой другой мужчина его статуса воспользовался бы ею в этой проклятой карете - и дело с концом. Ни один мужчина не стал бы пытаться исправить содеянное зло, предложив жениться на ней.
Войдя в свою комнату, он убедился, что его слуга вернулся в гардеробную и крепко спит. Наверное, ему тоже пора лечь в постель, но пока он раздевался, ее слова продолжали звучать в его голове.
«Маркизу нет необходимости жениться на служанке с кухни, чтобы переспать с ней».
Он насмешливо хмыкнул. Если бы он принимал ее за служанку, то даже в детстве не допустил бы дружбы между ними. Он считал бы, что она должна говорить только тогда, когда к ней обращаются, и распластываться по стенке, пропуская его, когда он проходил мимо, а также подавать ему вещи только на серебряном подносе, чтобы не соприкасались их руки. И ему было бы все равно, когда вся деревня смеялась над ее неумением отбить мяч в крикете, или когда, собираясь в парижскую школу-интернат, она не знала ни слова по-французски, а он учил ее.
Он лег в постель и лежал, уставившись в потолок, а в голове продолжали звучать ее сердитые слова.
«Ты вел себя тогда как законченный мерзавец».
Он откинул простыни и снова встал. Сейчас было бесполезно пытаться заснуть. Тем более что все равно уже рассвело. Он раздвинул шторы, пропустив в комнату слабый свет раннего утра, потом направился к умывальнику, налил в раковину воды из кувшина и плеснул в лицо холодной водой.
Надо ему освободиться от нее и вновь обрести хотя бы видимость душевного равновесия. Однажды ему удалось это сделать, но только благодаря тому, что он отослал ее подальше от себя. На сей раз такой способ применить не удастся, потому что она уже отказалась взять деньги, предложенные за то, чтобы она уехала, а он, несмотря на все ее обвинения, не был мерзавцем. Он не мог заставить себя выгнать ее, чтобы отделаться от нее. А это означало, что у него остается единственный выход.
