Я остановила свой выбор на серебристой, в унисон моим украшениям, кожаной сумочке и стала прикидывать, что она сможет вместить, не утрачивая своей формы.
Моя дамская сумочка безо всяких проблем поглотила леску-удавку, иглу с сонным ядом, замшевый мешочек с двенадцатигранниками, с которыми я расставалась только в очень редких случаях, и набор отмычек. Немного подумав, я положила туда и «ПМ». Осторожно сжав сумочку с боков и отметив, что все эти отнюдь не дамские предметы не нанесли заметного ущерба ее форме, я осталась довольна.
Во время всех этих приготовлений голова моя продолжала работать. Я задавалась одним и тем же вопросом: кто же все-таки убил Ларионова?
* * *
Уже смеркалось, когда я, накинув черный лакированный плащ, привезенный из Парижа, вышла из подъезда. Без особой теплоты и охоты я поздоровалась со старушками, дежурившими, как обычно, на скамеечке у дома, которые в свете моей вечерней авантюры выглядели особенно буднично.
Подслеповато уставившись на мой прикид и, без сомнения, почувствовав дух этой самой авантюры, который пробивался сквозь пряный аромат «Опиума», они встретили и проводили меня одновременно подозрительными и сочувственными взглядами. Не часто им приходилось видеть меня в подобном праздничном облачении. Едва я сошла с крыльца, как за моей спиной сомкнулось дружное шушуканье их шамкающих ртов.
В половине седьмого я подъехала к магазину «Найс». Сплошной ряд навороченных иномарок и наших «десяток», расположившихся на стоянке при магазине, не оставлял места для парковки. Но, на мое счастье, один из джипов, похожий на корабль, уже давал задний ход, намереваясь отчалить. Я поставила свою «девяточку» на его место и, выключив зажигание, вышла из машины.
Ярко освещенные витрины, где манекены, застывшие в продуманных позах, составляли замысловатую композицию, ломились от обилия изысканных аксессуаров и образцов парфюмерно-косметической продукции, разложенных и расставленных у ног разодетых и наштукатуренных кукол.
Увидев меня, стоявший за стеклянной дверью охранник в черных брюках и рубашке с галстуком выступил в роли швейцара и предупредительно открыл ее передо мной.
— Добрый вечер, — любезно поприветствовала я его, — мне должны были оставить приглашение.
— Назовитесь, пожалуйста, — ответил мне охранник в своей вышколенно-вежливой манере.
— Моя фамилия Иванова.
— Секундочку, — он вытащил из нагрудного кармана несколько открыток и, быстро перебрав их, протянул мне одну: — Проходите, пожалуйста, гардероб налево.
Поблагодарив его, я пошла в указанном направлении. Оставив плащ в гардеробе, я без труда нашла зал, где происходило действо. Там царил магический полумрак, периодически разрезаемый лучами софитов, в светлом дыму которых плыли лица и фигуры манекенщиц. Изредка какой-нибудь заблудший блик света стремительно падал на темную, шевелящуюся массу зрителей, выхватывая отдельные лица, жесты, силуэты.
Дефиле сопровождалось модной ритмичной музыкой. В дальнем углу я заметила стойку импровизированного бара, напротив нее — фуршетный стол, возле которого народу собралось больше, чем у подиума.
Я тоже решила начать с бара. Не успела я подойти к стойке, как предупредительный бармен поспешил поинтересоваться, что я буду пить.
— Я бы предпочла красное полусухое или полусладкое, если у вас такое имеется.
— Могу предложить настоящее грузинское полусладкое «Киндзмараули» или полусухое «Баракони», — ответил бармен, делая акцент на слове «настоящее», — французские вина у нас только сухие.
— Хорошо, тогда налейте «Киндзмараули».
Пока Миша, имя которого я прочла на бейдже, приколотом к его кипенно-белой рубашке, занимался моим заказом, я задавалась отнюдь не праздным вопросом: как мне в этой толпе найти Шаркова?
— Вот ваше «Киндзмараули», — Миша с улыбкой подал мне фужер с рубиновой жидкостью.
Вино действительно было великолепным, некоторое время я смаковала его букет и аромат, гармоничный и бархатистый вкус.
Шарков возник неожиданно из темноты, окутывавшей зал, и, подойдя к бару, встал ко мне в профиль и заказал коньяк. Я слегка кивнула ему, давая понять, что я его заметила, и сделала знак отойти к противоположной стене. С коньяком в руке он последовал за мной.
— Эдуард Игоревич, мне нужно, чтобы вы показали мне всех, кто был на вечеринке.
— Я для этого и подошел к вам. Видите парочку у стола справа, рядом с ними мужчина с бабочкой — это Пуговицын.
Я кивнула.
— А вон там…
Я повернула голову и продолжила за него:
— Синчугова, вот только кто это рядом с ней?
— Рахмонов, начальник статотдела.
Увидев, что Синчугова с Рахмоновым о чем-то оживленно разговаривают, я попросила Шаркова подождать меня несколько минут, а сама направилась к беседующей парочке. Делая вид, что выбираю закуски, я почти вплотную придвинулась к ним.
— Я дала тебе уже тыщу, сколько можно? — прошипела Синчугова.
— Ты считаешь, что это деньги? — с садистской беспечностью хмыкнул Рахмонов и резким движением головы откинул со лба модную челку.
— Пока у меня их больше нет. Рашид, ты думаешь, что я их печатаю?
— Меня это не колышет, если хочешь, чтобы я молчал, — гони бабки. Я твоими байками сыт по горло: мол, украли…
— Тихо, не ори, — Синчугова раздраженно толкнула его локтем в бок, — недели через две все будет в ажуре.
— Мне деньги нужны срочно, — не отставал Рахмонов, — если бы ты мне раньше сказала, что сперла документы, у нас уже были бы бабки и вообще мы не сидели бы в этой дыре, а загорали бы на Канарах!
— Хватит пороть чушь, все у нас будет, только не мешай мне действовать и умерь на время свои аппетиты.
— Вот что, Галя, — угрожающе-снисходительно продолжил Рашид, — если через неделю…
Конец фразы безнадежно затерялся в громкой, булькающей тарабарщине внезапно выросшего рядом со мной мужика, который, прежде чем я успела повернуться к нему, плюхнул мне на плечо свою тяжелую лапищу, едва не повиснув на мне всей своей медвежьей тяжестью.
— Фрейлейн, позвольте представиться, меня зовут… — исполин икнул, обдав меня горячими хмельными парами, — Харольд.
Он говорил с сильным акцентом. Ничем не выдавая своего негодования, я спокойно убрала со своего плеча его ручищу и только многозначительно посмотрела на него, пытаясь осадить его взглядом. Но он просто не заметил моего взгляда и с пьяной фамильярностью продолжил:
— Фрейлейн, я из Дюссельдорф, хочу с вас познакомить себя.
Перед тем как оставить этого любвеобильного фрица, я адресовала ему прямо в лицо убийственно припечатывающий взгляд и, четко выговаривая окончания, произнесла:
— Знакомиться я с вами не желаю, ферштейн? А если вы будете продолжать в том же духе, то мне придется вызвать охрану!
