– Что? – резко переспросила она.
– Ничего, я просто говорю о времени.
– А.
– А вы о чем задумались?
– Ни о чем. – Она покачала головой. – Совсем ни о чем. Продолжай, что ты хотел сказать.
– Вот я и говорю. Знаете, я даже начал писать об этом эссе. О времени и переменах. О смерти, о росте. Пытаюсь подвести в нем итог своим размышлениям. Что-то вроде научного труда.
Она кивнула.
– Свод всего, во что я верю. Мое философское кредо. Я даже завернул его в бумагу и перевязал бечевкой на всякий случай.
– Так оно закончено?
– Почти. Осталось найти кого-нибудь, кто бы его перепечатал. Это рукопись.
– И что ты будешь с ней делать?
– Не знаю. Не уверен.
– Будешь пытаться опубликовать?
– Ну, наверное, я мог бы это опубликовать, если бы захотел. Я знаю одну женщину, которая работает в крупном издательстве. Но я не думаю, что это стоит делать. – Карл рассеянно сорвал травинку. – Наверное, я просто оставлю рукопись у себя и буду заглядывать в нее время от времени. Это ведь не вселенского значения труд. Скорее всего, на свете нет другого человека, кроме меня, кто станет это читать.
– Может, покажешь когда-нибудь мне.
Карл просиял.
– Интересная мысль. Могу почитать вам фрагменты. Не длинные, конечно. Кусочек оттуда, кусочек отсюда.
– Было бы неплохо.
Карл потеплел.
– Вы и правда не против? Если вам будет скучно, мы сразу же прекратим. Конечно, в основном там одни глупости, но местами довольно интересно. Так как? Хотите послушать?
– Хочу. – Барбара задумчиво смотрела на мальчика. Он улыбался ей, глядя на нее большими голубыми глазами. И снова ей вспомнилось, как он робко стоял у нее под дверью. Стоял в коридоре, собираясь с духом, чтобы постучать. Набираясь смелости перед тем, как исполнить задуманное. Он проделал это дважды. Один раз вечером, когда она убирала вещи. А второй раз днем, пока они с Верном были в ее комнате. И оба раза он приходил, высокий крупный мальчик с честными голубыми глазами и светлыми волосами. Зигфрид… Невинный юноша, посланный ради очищения и спасения.
Лицо Карла было невинно. Он улыбался тепло и открыто, без всякого тайного умысла или намерения. Вот и теперь он хочет почитать ей свое эссе.
Что это значит? Что-нибудь сверх заявленного им намерения? Нет. Карл был открыт и бесхитростен, как сам Христос. Если бы к ней обратился с подобным предложением кто-нибудь другой… Но она не могла себе представить, чтобы он лгал. У нее просто не укладывалось в голове, чтобы крупные черты этого светловолосого гиганта исказила хитрая гримаса.
– Да, я правда хочу, – повторила она.
– Хорошо.
Барбара встала, погасила сигарету.
– Куда вы?
– Холодает. Пойду в дом.
– Правда? – Карл тоже поднялся. – Вы уже уходите?
– Пойдешь со мной?
– Конечно. Вы ведь… не сердитесь на меня, правда?
– Сержусь? С чего мне на тебя сердиться?
– Не знаю. Вы правда хотите послушать мое эссе? Если нет, то так и скажите.
– Я не против.
– Мне не хочется вам навязываться.
– Господи боже мой!
Карл сжался, на его лице мелькнуло болезненное выражение. Как у ребенка, которого ударили. Ей тут же стало его жалко. Она протянула руку и тронула его за плечо.
– Прости меня. Я не хотела быть грубой. Просто у меня столько всего на уме. Мыслей, которые меня угнетают.
Он с надеждой мигнул, и его радость частично вернулась.
– Наверное, я слишком много болтаю.
Барбара взяла его под руку.
– Идем. Идем вместе. Мы сгорим, если будем долго торчать на солнце.
– Верно, – сказал Карл. – Тут никогда нельзя быть уверенным. Ветер дует и создает ложное впечатление, будто лучи солнца не обжигают. Их не чувствуешь, а тем временем…
Он умолк, заметив, что она не слушает. Она снова погрузилась в свои мысли, закрылась ими, как облаком. Слегка нахмурилась. Как будто злится на муху, которая жужжит у нее над ухом, пока она пытается думать. Карл умолк.
– Куда пойдем? – внезапно спросила Барбара.
– Куда хотите.
– Тогда пошли сварим кофе.
– Ладно.
– А почитать можешь мне завтра. Не против? Если день выдастся хороший. Посидим где-нибудь на улице, и ты почитаешь.
– Отлично. – Карл просиял. – Читать на свежем воздухе куда веселее, чем в доме. Читать в доме – все равно что в музее. Душно. И пыльно.
Барбара шла по газону, Карл за ней. Она была слегка раздражена: ну что за любитель заездить любую тему до смерти? Все говорит и говорит, то так ее повернет, то этак, пока от нее совсем ничего не останется.
Нет, он все же ребенок. Большой ребенок, которого жизнь ничему не научила. Она замедлила шаги, дожидаясь, когда он ее догонит.
– Смотрите, какие горы красивые, – сказал Карл.
Итак, он уже все забыл. Она вздохнула. Ребенок, большой ребенок.
– Да, очень.
Они пошли вместе. Карл сунул руки в карманы и пинал перед собой камешек. Оба молчали. Взгляд Карла блуждал по верхушкам деревьев, небу и далеким холмам.
– Если, когда мы начнем, вам не понравится, вы только скажите мне, и я тут же перестану. У меня много хороших мыслей, но это неважно. Мысли приходят ко всем. Это еще не значит, что другим они будут интересны.
– Ладно, – сказала Барбара. – Если я передумаю, то скажу. – Она чуть заметно улыбнулась. – Ты доволен?
– Просто я не хочу вам навязываться, – сказал Карл. Он посмотрел на нее искоса.
Барбара кивнула.
– Так я и поняла.
Глава 12
– Где он? – спросила Барбара. Верн сидел на краю кровати и прочищал свою трубку спичкой и клочком туалетной бумаги.
– Где кто?
– Карл. Кто тут еще, по-твоему, может быть?
Верн посмотрел на нее, стоявшую в дверях.
– Бреется. Внизу, в ванной. А что?
Барбара вошла в комнату. Было утро, ясное и солнечное. Солнечные лучи, танцуя, вливались сквозь окна и освещали кровати, стулья, кучки одежды, галстуков и мужских носков.
– Мы идем в поход, – сказала Барбара.
– В поход? Это что, новый эвфемизм для?
– Мы поднимемся в горы, и там он почитает мне свою рукопись. Разве он ничего об этом не говорил? Не подпрыгивал на месте и не повторял одно и то же шестьдесят раз подряд?
