— Ничего, — со злобным раздражением рявкнула Марина, — а ты тут что делаешь? — бесцеремонно обратилась она ко мне.
— Беседую с вашими родственниками, — невозмутимо процедила я, внутренне торжествуя и наслаждаясь подобной сценой.
— Рассказываешь им, какая я плохая? — Марина с идиотской улыбкой плюхнулась в кресло, не заботясь, что задравшийся подол юбки высоко обнажил ее ноги.
— Она тут такое плетет! — встряла Марья Семеновна, опасливо глядя на дочь. — Говорит о каких-то любовниках…
— Правильно говорит, — захохотала Марина, чем спровоцировала осуждающий взгляд матери, — у меня их аж два!
— Перестань, — задрожала Марья Семеновна, — что ты несешь?
— Вы что, собрались читать мне мораль? — Марина обвела глазами гостиную. — Да кто вы такие, чтобы в чем-то упрекать меня!
— Марина, — упреждающе замахала руками Марья Семеновна, — Марина, приди в себя… Где ты была?
В ее вопросе прозвучала требовательная материнская нежность и беспокойство.
— У Сережиной любовницы, — судорожно засмеялась Марина, — мы с нею выпили водки и приятно поболтали.
— Иди приляг, — Марья Семеновна тяжело поднялась с кресла и подошла к дочери, — давай пойдем, — она сделала попытку приподнять Марину с кресла, но та яростно отпихнула ее.
— Мне не шестнадцать лет! — закричала она. — Я нахожусь там, где хочу, делаю то, что хочу! Довольно лжи!
Я смотрела в сторону, думая, что лучше — уйти или остаться.
Марья Семеновна опешила, встретив столь решительное, даже грубое сопротивление дочери. Она качала головой, в полной растерянности застыв у Марининого кресла.
— Марья Семеновна, сядьте, — умоляюще взглянула на нее домработница, — у вас же сердце…
— К черту сердце, если мое чадо… — ее жирную физиономию пересекла гримаса боли и разочарования, гримаса, похожая на судорогу. — Марина, опомнись, мы тут не одни…
— Вижу, — снова вызывающе засмеялась Спиридонова, — или ты думаешь, что я настолько пьяна, что не способна ничего различать?
— Саша, — с мучительной мольбой в глазах обратилась к Спиридонову-старшему Марья Семеновна.
— Мариночка, — осклабился он, — тебе действительно лучше пойти прилечь отдохнуть.
— Саша, — с полупрезрительным снисхождением произнесла Марина, — ты даже не догадываешься, как мне надоело врать и притворяться, что у меня все замечательно. До чего же я устала от этой игры в счастливую супружескую пару! Все, надоело! Не хочу! — с остервенением закричала она. — Твой брат таскался к моей подруге, а я спала с Брехманом и еще с одним… — она устало замолчала. — Но спала лишь потому, что Сергей в последнее время не замечал меня. И в чем я виновата, ведь я все делала для него! Любовь… — она сложила губы в горькой презрительной усмешке, — она уже давно кончилась, а люди все еще делают вид, что захвачены ею, что все еще любят свою половину, в то время как на самом деле не желают ее больше видеть и слышать!
— Марина! — взвизгнула (это с ее-то одышкой) Марья Семеновна. — Саша, зачем ты пригласил эту… — она замешкалась, не зная как меня назвать, — это же семейное дело. — Девушка, — она строго посмотрела на меня, — неужели вы не видите, что моя дочь не в себе?
— А эта, — захохотала Марина, указывая пальцем на меня, — тоже с Мишкой спала, вот так карусель!
Александр Петрович дернулся, словно его ударило током, и с каким-то враждебным недоумением уставился на меня.
«Ничего себе посиделки!» — внутри у меня все смеялось и пело.
— Я ничего не понимаю, — с досадой тряхнула головой Марья Семеновна, — Марина, да прекрати же!
Марина покатывалась со смеху. В ее хохоте были те нездоровая нервозность и издевательская надсада, которые частенько слышатся в истерическом веселье буйнопомешанных или окончательно отчаявшихся людей.
— Ты думаешь, твой братец был рыцарем без страха и упрека? — с ожесточенной враждебностью крикнула она Александру Петровичу. — Бизнесмен, мол, честный и порядочный!
— О чем ты, Марина? — сдвинул брови Спиридонов.
— Людей обманывал направо-налево, а все лапшу вешал, болтал о своем таланте предпринимателя! И ты, мама, — сверкнула она глазами, — мне все уши прожужжала, какой Сережа умный да деловой.
— Опомнись! — задыхаясь от волнения, воскликнула Марья Семеновна.
— Один парень до сих пор за Брехманом хвостом ходит, своих денег получить не может. А эти дружки надули его самым банальным образом, оттяпали у него квартиру, а его, бедолагу, по боку!
— Ты о чем? — потерял терпение Спиридонов.
— А! — разочарованно махнула рукой Марина. — Теперь это не имеет никакого значения. — Всем привет, — она поднялась с кресла и направилась к двери. — А ты, — она обожгла меня едким, как медный купорос, взглядом, — катись отсюда, и чтобы я больше тебя не видела! Здесь тебе не театр!
Марья Семеновна пошла за ней, грузно переваливаясь и учащенно дыша.
— Поспишь, — слышался ее сдавленный голос, — и все снова хорошо будет…
— Извините, что так получилось, — неловко улыбнулся Александр Петрович. — Вы кого-то подозреваете?
— Да, но если я вам скажу кого, боюсь, вам это не понравится, — уклончиво ответила я, — думаю, нам лучше поговорить позже, когда страсти улягутся.
— Ну что ж, — вскинул на меня глаза Спиридонов, — только — я прошу вас — полегче…
— Может, вы хотите нанять другого детектива? — кровь ударила мне в голову.
— Нет… — растерянно сказал Александр Петрович.
— А то я быстренько составлю отчет и верну вам часть аванса, — я пристально смотрела на него.
— Я просто попросил вас.
— Хорошо, я вам сама позвоню, когда мне удастся узнать еще что-нибудь сверх того, что мне уже известно.
Я вышла из квартиры Спиридоновых, точно узник из башни, где его морили голодом и пытали холодом. «Нет, все-таки ты еще не созрела для того, чтоб участвовать в подобных забавах, не переживая за свою гордость и достоинство», — с укоризной мысленно обратилась я к себе.
Честно говоря, я не ожидала от Марины такой ожесточенной исповеди. Ее мамаша тоже, видать, была изумлена ее враждебной строптивостью и откровениями, которые Спиридонова бросала родственникам в лицо так, словно играла красными тряпками перед стадом быков. Я даже зауважала ее, хотя последняя ее реплика, полная злобной ненависти и презрения, меня слегка покоробила, и мое сострадание заметно ослабло. Как бы то ни было, я кое-что узнала благодаря этому извержению. И теперь намерена была обратиться к Брехману за разъяснениями. Я предполагала, что он встретит меня вовсе не как «птицу счастья», но что поделаешь? И еще мое сознание весело будоражила мысль о том, что, если бы не мое, так сказать, заочное знакомство с Михаилом, возможно, я сейчас занималась бы нудными расспросами, а не сподобилась зреть бурю страстей человеческих.
