8.00 вечера
После долгого тяжелого дня Дженифер заснула, но Бреннан не мог.
Он был на грани истощения, но голова странным образом была легкой и ясной. Мозг не отключался, чтобы дать ему необходимый отдых, так что он тихо выскользнул из постели, оделся и ушел в ночь.
Было жарко и душно. Душащая город волна жары не ослабевала даже ночью. Улицы полнились людьми, слоняющимися, подумал Бреннан, в бесцельных поисках ответов на свои личные вопросы, ответов столь же ускользающих, как и те, что искал Бреннан.
В уравнении убийства Хризалис возникла новая, усложняющая его переменная: таинственный мастер Ти Малис и его очевидный сообщник, Эзили Руже. Саша – его слуга, как и Кент. Коп использовал странный термин, чтобы обозначить тех, кто состоит в рабстве у Малис. Он их назвал «горы». Бреннан никак не мог даже предположить, что бы это значило.
Перед круглосуточной аптекой в нескольких кварталах от отеля собралась толпа. Бреннан присоединился к ней, чтоб выяснить, что вызвало их молчаливое ожидание, и увидел в витрине телевизор, настроенный на новостной канал, транслирующий отчет о дневных волнениях в Атланте.
Джек Браун погиб, заявил телеведущий. Бреннан не мог в это поверить. В молодости Бреннан был большим поклонником Золотого Мальчика, сделал его своим идолом, потому что тот был симпатичным, сильным и бесстрашным. В нем было все, что нужно герою. Он защищал слабых и помогал беспомощным – живое воплощение героического идеала. Став постарше, Бреннан осознал, что герои могут быть дутыми, что Золотой Мальчик предал друзей в минуту слабости и страха. Но оставшаяся вера в героический идеал была частью того, что привело его в армию.
Здесь Бреннан узнал на себе, как трудно успешно служить идеалам в несовершенном мире. Его послали защищать Вьетнам. Вместо этого из-за неэффективности и некомпетентности, алчности и глупости он помогал разрушать его. Потом те, кто был за это ответственен, просто смылись, оставив народ Вьетнама в руках бандитов и убийц, от которых клялись защищать.
Обожженный болью этого урока, Бреннан ушел сам, постарался изолировать себя, отбросив остатки гуманности. Но обнаружил, что старые связи всегда всплывают, их невозможно забыть, а новые, раз уж они образовались, невозможно игнорировать.
Пусть себе, подумал Бреннан, Барнет и Хартман играют в Атланте в свои игры. Пусть ходят с плакатами, носят забавные шляпы, говорят наполненные неисполнимыми обещаниями пустые речи. В конце концов то, что они могут сделать, значит мало. Несмотря на благие намерения и честные голосования, Хартман будет все же связан изувеченной некомпетентностью, инерцией и несправедливостью системой. И Барнет, если попытается осуществить свои жалкие планы, встретит барьеры на пути.
В конце концов, подумал Бреннан, все свелось к тому, чтобы защищать своих соратников, друзей и семью. Бреннан знал, что он всегда к этому готов. А если, как в случае с Хризалис, он опаздывал, то сделает так, чтобы любой, кто однажды затронул его людей, не смог бы этого повторить.
Бреннан криво улыбнулся. Благородные чувства, подумал он, но на самом-то деле он не слишком продвинулся в совершении возмездия. Бреннан смотрел на экран, не видя. Нужно больше информации, но все его источники иссякли. На улицах ничего. Саша исчез, возможно, по приказу таинственнго Малиса. Исчезник, очевидно, более всего заинтересован в том, чтобы руками Бреннана избавиться от Кина и найти папки Хризалис…
Может, это – ответ. Хризалис знала обо всем, что происходило в Джокертауне. Может, в ее базе данных и содержатся необходимые Бреннану ответы. Но папки спрятаны. Зная о ее любви к тайнам, Бреннан сомневался, что она сказала кому-нибудь, где их держит.
За исключением, может быть, одного человека. Того, который был чем-то вроде ее конфидента. Того, чей рот был запечатан нерушимой печатью молчания. Того, кто получил от нее странное наследство.
Настало время, подумал Бреннан, взыскать по всем долгам.
Он собрался с мыслями. Бреннан вернулся в номер отеля и поспал несколько часов. Он улыбнулся, когда преследовавший его кот повернул туда же, прячась в тени. Он подумал, не вызвать ли ему лифт, но решил, что пусть Ленивый Дракон поупражняется.
Суббота, 23 июля 1988 г.
8.00 утра
…Пошел быстрее, босые ноги в крови, устремился за массивным человеком в тяжелом черном пальто. Он попытался его окликнуть, но ничто не нарушило тишину, кроме собственных шагов. Ступени сужались, становилось тяжелее держать равновесие, и он рванул вниз. Когда он достиг подвешенной над адской бездной платформы, мужчина уже был там. Уже вид его спины, горбатой и зловещей, наполнил его страхом, а когда тот начал поворачиваться, ужас дошел до такой степени, что он подумал, что задохнется. Лицо без черт поднялось, влажный красный отросток потянул воздух. Его вой и крик Джэя перемешались в ужасной какофонии.
– Вы написали в штаны, – раздался насмешливый голос.
– Какой-нибудь туз. – Джэй сел.
Рубашка измята, бок болит, в голове толчки. Какой-то ребенок стоял посреди комнаты с ухмылкой на лице, будто Джэй – самое забавное из всего им виденного. У мальчика было рафинированное чопорное маленькое лицо, французский акцент и осанистость. Волосы настолько рыжие, что на них больно смотреть. Джэй подумал, не забросить ли его в Южный Бронкс, но сообразил, что этого не следует делать. Несмотря на слабость, он все же вспомнил, что это – внук Тахиона.
– А где дед? – спросил Джэй, вставая на ноги и игнорируя усмешку мальчика. На ковре было разбросано битое стекло, которое хрустело, когда он наступал на него. Оно же было и на диване, несколько осколков упало, когда Джэй встал. Тут он впервые заметил, что окна разбиты. Что здесь, к чертям, случилось?
Ребенок пожал плечами.
– Он не спал в своей постели, – сказал он. – Может, наконец добрался до одной из своих девиц.
– Ну, знаешь, – сказал Джэй, – я пребывал на этом чертовом диване, а в соседней комнате – нормальная кровать. – Он направился к бару, хрустя осколками под каблуками, и с минуту рассматривал напитки, пока не наткнулся на неоткрытую бутылку коньяка. Небольшая опохмелка не помешает, решил он.
– Вы – Джэй-попугай. – Паренек был так же бесцеремонен, как и Тахион. Не говоря уж о том, что почти такого же роста.
– Джэй Экройд, – поправил Джэй. – А ты кто, маленький Тахион?
– Блэйз. Я такисианин на четверть, – с гордостью добавил он. – Пусть вас это не беспокоит. А на четверть я хорват.
Джэй отхлебнул коньяк. Тот обжег на пути горло. Он плеснул еще немного в стакан. И продолжил плескать. Стакан уже полон на треть. Наполовину. На три четверти. Джэй постарался опустить бутылку. Он продолжал лить. Наполнил стакан доверху. Опрокинул его на голову.
В глазах защипало, когда в них попал напиток, и он ослеп. Он постарался сказать «сукин сын», а вместо этого услышал, как поет «Я – маленький чайник» высоким фальцетом. С подтанцовкой. Где-то посередине стакан с коньяком выскользнул из рук и покатился по ковру.
