— Ну что, как думаешь, гонятся за нами? — спросил Байкин, явно попутно прикидывая сектора обстрела.
— Думаю, что нет, — сказал я честно. — Но ждать будем до упора.
— Сколько?
— Не меньше двух часов. Я хочу быть уверен в том, что за нами или никто не идет, или, если идет, мы точно его дождались.
— Ну что, время у нас есть, — хмыкнул Байкин.
Как-то уже в привычку входит лежать в лесу и чего-то ждать. Или в традицию. Правда, сегодня пейзажик повеселее — речка вот, прямо перед носом, журчит-течет, рыбешка в ней крутится, жуки-водомерки носятся во все стороны. Вон лягушка здоровенная на камне. Кстати, это означает, что вода чистая, в грязной они не водятся. И стрекоз сколько! С негромким жужжанием носятся над водой, то снижаясь, то поднимаясь выше. И разноцветные все как елочные игрушки.
А ведь в Том Мире я стрекоз, пожалуй, с детства не видел. А еще вспомнил сейчас почему-то, что такая птица, как снегирь, совсем исчезла. Каждую зиму в детстве их во дворе видел, а потом будто отрезало. А позже уже, недавно совсем, до того как купил квартиру и опять переехал в Москву, снимал я дом в Подмосковье. И пришел ко мне в дом здоровенный рыжий котяра, да так и остался. Я его так и звал — Кот, другие имена к нему почему-то не прилипали.
И как-то сижу утром на кухне, чай пью и на заснеженный двор поглядываю. И вдруг вижу — снегирь. Сел на облетевшую рябину, маленький такой, нахохленный, головой крутит, — и как старого друга увидал. А потом не до наблюдений стало, пора было на работу собираться. Вышел к машине, гляжу — а снегирь уже на крыльце лежит. Дохлый. И рядом с ним Кот, довольный собой до невозможности.
— Скотина ты, Кот, — сказал я ему тогда. — Единственный снегирь за столько лет, а ты его сожрать решил? Больше нечего? Не кормлю я тебя?
Кот ничего не ответил, но по глазам понял, что именно так он и решил. И сожрал, небось, после того как я уехал. По крайней мере, вернувшись вечером, никакого снегиря на крыльце не нашел. Только немного розовых перышек на снегу, и те ветер под самую стену дома отогнал.
Впрочем, здесь снегирей уже точно не будет. Думаю, что они давно вымерли, вместе с изменением климата. Зато обезьяны — вон они, прямо на противоположной стороне ручья на деревьях расселись. И не верещат, не паникуют. Это хорошо даже, меньше подозрений. А орет какая-то птица с яркими перьями и длинным желтым клювом. На тукана похожа вроде. Но вроде и не тукан. Черт его знает, надо будет потом в книге поискать. И орет противно, кстати, словно кошку за хвост тянут, одновременно поднося к морде мегафон.
Обезьяны какие-то плоды рвут с деревьев и жрут, вниз только корки сыплются. Интересно, что это? Внешне похожи на эту, фейху… фейхоа, в общем, только больше. А неплохо было бы этой самой фейху… фейхоа добыть, я ее любил. Особенно протертую с сахаром.
— Смотри, здоровый какой, — вдруг зашептал Байкин, показав куда-то на дальний склон ручья.
— Что?
— Вон, прямо под деревом, в траве.
— Ага, — протянул я, — вижу…
Сначала показалось, что кто-то в траве автомобильную покрышку забыл. При этом мокрую: слишком она блестящая. Потом сообразил, что покрышек здесь нет, а заодно заметил, что эта самая «покрышка» шевелится.
— Питон? — спросил я.
— Ага. На мартышек охотится, похоже.
Большая змея медленно, очень медленно поднималась с земли на низкую ветку, так осторожно, что ни единый листочек на ней не шелохнулся. В основном обезьяны сидели высоко, но одна как раз по этой самой ветке спустилась за плодами ниже, и именно на нее питон и навелся.
Момента самой атаки я не разглядел, настолько все быстро случилось. Затряслись листья, обезьяна заорала, уже схваченная челюстями большой змеи, ее товарки, роняя добычу, заскакали по веткам, при этом далеко от этого места не убегая, а лишь стараясь подняться выше.
Питон с пойманной обезьяной буквально свалился вниз, мгновенно обмотавшись вокруг нее и вцепившись пастью в какую-то часть тела, едва видимую из-под изгибов его тела.
— Душит?
— Ну да, — тихо ответил Байкин. — Дышать не дает. Он ведь как — только выдохнешь, так еще сожмется. И вдыхать уже некуда. Чуть еще уступишь — и вовсе смерть. Все, уже не вырвется обезьяна, сейчас схарчит.
Действительно, не вырвалась. А скоро и трепыхания прекратились, после чего питон начал медленно заглатывать свою добычу целиком. А остальная стая, совершенно наплевав на судьбу одного из своих членов, сидела неподалеку и лакомилась плодами с веток. Жизнь продолжается.
Ждать нам пришлось совсем недолго. Нас преследовали. Преследовали, отстав приблизительно на полчаса. Сначала по мосту проскакал передовой дозор из двух человек, вооруженных винтовками. Шли с той же скоростью, что и мы, явно по следам. Ни нас, ни братьев, ни Фрола с Леонтием дозор не заметил, никто засады не ждал… да и поди заметь. Но основные силы отстали от дозора недалеко, настолько, чтобы можно было жестами командовать. То есть зря отставали — не поможет им такой гандикап даже тогда, когда дозор на веревки налетит.
— Гля, Фома! — первым заметил Байкин.
— Точно!
Преследователи скакали, выстроившись в некое подобие колонны по два, при этом заметно разделенной на две группы. Первая была понятна — некто главный, а с ним помощники и охрана. Главного я где-то видел уже вроде — красная потная морда, русая короткая бородка, сам на манер борца-тяжеловеса сложен, из закатанных рукавов видны чудовищной толщины предплечья. Настоящий богатырь, пусть и отожравшийся малость. На бедре кобура, в чехле у седла карабин рычажный. Никон Большой? Люди вокруг него даже в некое подобие формы одеты, в зеленоватые разгрузочные жилеты, чтобы своих сразу отличать, наверное.
Вторая группа следом, также по два. Поэтому Фома, а это действительно был он, скакал в середине колонны. А с ним и оба «секунданта», и тот самый крепыш, имени которого я до сих пор не знаю, и еще трое, которых никогда не видал. Эти одеты и вооружены разномастно, каждый на свой лад. Видать, нанял их этот здоровяк, не полагаясь исключительно на свои силы.
Дальше все происходило быстро. Дозор, налетев на веревки, осадил коней, но, прежде чем они успели подать сигнал тревоги, основные силы успели проскакать еще сколько-то. Конному веревку разрубить дело секунды, один из дозорных, пока второй тревогу поднимал, успел дернуть из-за спины тесак-ятаган, но рубануть не успел. Хлопнул винтовочный выстрел, и вокруг его головы разлетелось красноватое облако. И одновременно с выстрелом раздался характерный хлопок винтовочного гранатомета, и оперенная граната, описав аккуратную дугу, ударила в землю под ногами коня главаря, разорвавшись с громким треском и подняв тучу песка вперемешку с осколками и камешками.
Колонна в кучу не сбилась, слишком толковые были в ней бойцы, но и среагировать результативно просто не успела: не было времени ни за оружие схватиться, ни спешиться, ни ответный огонь открыть — из-за бугра в них полетели дымящиеся фитилями гранаты. У братьев их было аж восемнадцать штук.
