На холм было лезть нетрудно, хоть крутоват оказался. Местами вода промыла глинистые склоны, местами камни обнажились на манер ступенек — в общем, забрались, немного запыхавшись. Оттуда я огляделся. Вид хоть куда, вся гавань Вольного видна, наша яхта как на ладони, вон рыбаки с лова возвращаются, в заливе уже почти никого, зато у причалов суета.
Да, а сам остров виден отсюда вовсе не так хорошо, все больше волнистый ковер листвы со всех сторон. Но выйти на середину незамеченным не получится: метров на двести в каждую сторону все простреливаться может.
— Ну что, есть идеи? — нарушил Иван затянувшееся молчание после того, как мы забрались на холм.
— Есть, как не быть, — кивнул я, оглядываясь. — Обязательно есть, и много. Сейчас по кругу обойдем и можем обратно ехать, к слову. Все, что нужно, я уже увидел. Пошли вниз.
Вниз спускаться было шумно, камешки сыпались, сухая глина, и получается, что если на холм заберешься, то лучше уже с него не слезать. Ладно, что хотел увидеть, то увидел. Прогулка по лесочку вокруг острова совершенно никаких новых впечатлений не принесла, везде все одинаково. И вот папоротники эти — то есть, то нет. Где кусты, там нет папоротников, где нет кустов — они тут как тут, больше в тени. Развесистые, широкие, они как зонтики примерно на высоте колена. Хорошие папоротники, очень хорошие.
* * *
— В городе с ума все сошли, — рассказывал Глеб, когда мы уже собрались на борту яхты. — Ставят все, фаворита нет. Павла здесь знают, но кто-то рассказал, что ты его побил в Новой Фактории, поэтому мнения делятся пополам.
Я кивнул, сам же в это время шил что-то вроде чулка на винтовку из куска рыболовной сети. Суну его в сумку, а там, уже на острове, достану. Накидка из такой же сети в это время лежала в тазу с перемолотыми стеблями травы, и Пламен топтался по ней сапогами, стараясь максимально пропитать ее зеленым травяным соком. Пламен же травы и натащил, по моему заданию. Правил у этой дуэли почти нет, это просто охота друг на друга, так что никто в средствах не ограничивает.
— Ох-хо, устроит нам Аглая потом, если ты… — начал было Игнатий, но Иван его прервал, сказав резко:
— Не каркай, башка пустая.
Взял карабин, натянул на него сетку — нормально, села. Теперь в нее тряпочки заплести и туда же, в лохань с травой, пусть Пламен прыгает.
Спокоен я? Да ни черта подобного, в груди как кол ледяной, ночь сегодня и не спал почти, что совсем нехорошо. Я же не дурак, как мне самому кажется, понимаю, что случиться может что угодно. Хотя бы даже то, что в войне Павел сильней меня окажется. Я же о нем толком и не знаю ничего.
Нет у меня выбора? Черт его знает, на самом деле не суть важно, что я вслух говорю. Вслух я говорю то, что людям слышать надо. Может, и есть выбор, но я его не хочу. Потому что мне этими людьми командовать, и если я сейчас отступлю, сошлюсь на то, что «дело первее всего», — меня поймут, наверное, но уважения уже поубавится. Не те теперь времена, не те здесь места и не те люди тут живут. Здесь смерть к людям близка всегда, и отступать перед ее угрозой просто нельзя, отступишь совсем — и потеряешься.
Мне надо Павла убить. В поединке. И не только потому, что это единственный способ не быть обвиненным в убийстве, но и потому, что это точка. Это уже не обсуждается. Мне бы по-хорошему, если все так получится, как планирую, потом еще и Фому израсходовать, тогда про всю эту банду забыть можно, она на нем и держится, как мне видится, но не уверен, что Фома рискнет.
— Ну-ка, покажи, что у тебя там, — привстав со стула, я заглянул в лохань, в которой топтался Пламен.
— Пропиталось, — доложил он, выбираясь из корыта на расстеленную старую газету.
— Ага, вижу. — Я поднял сетку, растянул руками — точно, вполне растительного цвета. И ленты тряпочные позеленели, теперь только высушить. — Значит, так, теперь берешь вот это, — я показал на несколько пучков травы, лежащих на столе, — идешь на камбуз к Сереге, просишь мясорубку. Ну и перемалываешь это все в кашу. Или, если Серега мясорубки не даст, отдай ему, пусть он все сделает. Понял?
— Понял, — закивал Пламен, стаскивая сапоги.
— Тогда вперед. В каюту потом занесешь.
— Понял!
Так, теперь сетку сушиться, но еще желательно так, чтобы ее с улицы не разглядеть было. Поэтому натянули веревку между ножками стола и разложили ее на сушку в кают-компании. А затем я уже ушел к себе, готовить оружие.
На долгие перестрелки не рассчитываю, так что мне лучше что-то с мощным патроном. При этом стрелять собираюсь из положения «лежа», судя по всему — с кулака. То есть любимые мои рычажные винтовки не подходят, нужен «болт».
«Болт» у меня есть, доставшийся с трофеями, вместе с яхтой. Не слишком длинный охотничий карабин под длинный и очень мощный девятимиллиметровый патрон, который на крупного зверя, с магазином на три таких. Синеватый вороненый ствол, ложа из хорошего дерева, с виду ничего особого, но при этом из дорогих: качество. Погонял затвор взад-вперед, почти наслаждаясь легкостью движения, потом отложил карабин на стол. Пойдет, это на крупного зверя, человеку с запасом хватит.
Револьвер. Тут мудрить не буду, возьму свой привычный, он уже в руке лежит как ее часть. И надеюсь, что до револьверов не дойдет. Я вообще хочу закончить это все одним выстрелом. Нет, двумя — одним не получится.
Нож. Нужен большой и широкий, чтобы можно было копать, рубить сучки и резать дерн. Драться я им не собираюсь, драться на войне ножиком — это моветон, это для детских книжек. Поэтому широкий тесак, надо будет — и за лопату выступит.
Все.
А теперь самое главное — одежда. В общем-то, она, по моей задумке, всего и важнее. Оружие свое я сегодня распорядителю дуэлей показал, а одежда к осмотру не обязательна.
У этого самого распорядителя, к слову, мы в очередной раз увиделись и с Фомой, и с Павлом, правда, уже ни единым словом не обменялись, даже не смотрели друг на друга. Они зашли в кабак «Арена» вдвоем, ну и мы с Иваном. Остальные, и с их стороны, и с нашей, ждали на улице, стоя друг от друга поодаль.
Кабак оказался неподалеку от порта, и кабаком его можно было считать очень условно, на четверть примерно. Именно столько от общей площади огромного сарая занимали стойка бара и столики возле нее. А в середине большого помещения был ринг — почти что обычный, окруженный канатами, только покрытие не мягкое, а обычные доски. Та самая арена. Сейчас в зале было почти пусто, разве что у бара занято несколько столиков. Когда мы с Иваном вошли, все повернули головы к нам — похоже, что тут все в курсе, кто мы и что ожидается. Из-за столика в дальнем углу встал немолодой мужик, махнул рукой, подзывая, сказал:
— Жду, подходите.
Говорил человек сиплым басом, заметно гундося. Одет он был в кожаный жилет на голое тело, могучие руки сплошь в ножевых шрамах, нос на загорелом лице чуть не в лепешку расплющен, уши больше на неудачно слепленные вареники похожи. Боец, в общем. И на ремне большой револьвер в кобуре. И, кажется, еще маленький, за поясом, под жилетом. Я сразу подумал, что я бы лучше с Павлом опять в рукопашную схватился, чем с этим быком. Раздавит просто, мне думается. Колода дубовая, а не человек.
