— Я убежал в ванную и спрятался под раковиной, я кричал от страха. Крики матери доносились еще долго, но постепенно становились все тише и тише. Вскоре она затихла совсем, и я услышал чей-то смех… — Он опустил голову.
— Они переворошили всю квартиру, но что там можно было найти, кроме старых, никому не нужных засаленных вещей и пустых бутылок? Вскоре они ушли… Когда я решился выйти из ванной… — Игорь запрокинул голову и сделал глоток прямо из горлышка бутылки, — я зашел в комнату… Там везде была кровь. Очень много крови.
Игорь помолчал. Сняв очки, он теребил дужку, смотря перед собой.
— Комната была похожа на лавку мясника. Пол, диван, стены, даже потолок — все было в крови. Как будто открывали несколько бутылок шампанского, взболтав перед этим, а вместо вина там оказалась кровь. От ее лица почти ничего не осталось — они били ее сковородкой, в голове была дырка, через которую мог вылезти новорожденный, и там было что-то желтое… — Последние слова были произнесены шепотом.
Ольга крепко сжала мою руку, лицо ее побледнело. Далеко в лесу раздался протяжный вой шакала, заставивший ее вздрогнуть.
Гуфи посмотрел отстраненным взглядом в сторону воя, мигнул и продолжил:
— Я видел, что она еще дышит, тяжело, хрипло, но дышит. Из ее рта выплескивалась кровь, на подбородке — обломки зубов; теперь я знаю, что ей переломали ребра, одно из которых наверняка проткнуло легкое… Все это я помню и сейчас… Потом она затихла. Я кинулся к двери, но они закрыли ее снаружи, тогда я выбежал на балкон, я кричал, я звал на помощь, мне было так страшно, что я подумывал выпрыгнуть с восьмого этажа. Но никто не пришел ко мне, понимаете, никого не интересует маленький мальчик из неблагополучной семьи, у которого папаша в тюрьме, а мать — беспробудная пьяница, мальчик, для которого получать подзатыльники и зуботычины — обычное дело. Кому нужны эти проблемы? — Голос Игоря сорвался. — Опять у Гульфиков пьянка, скажут соседи и махнут рукой, услышав мои вопли.
На черном как сажа небе проступил серебряный серп месяца.
— После этого я заперся в ванной и сидел там почти два дня, я ходил в туалет в раковину и в ванну. Я задыхался от зловония, но страх был намного сильнее чувства брезгливости, вы понимаете это? Я вздрагивал от каждого шороха, мне казалось, что моя мать медленно поднимается с пола и, как есть, голая, шаркая ногами, медленно приближается к ванной, держа в руках сковородку, и шепчет: «Хочешь попробовать, милый? ХОЧЕШЬ?» — Игорь почти кричал.
Мы с Ольгой сидели каменными изваяниями, словно застывшие под взглядом горгоны Медузы. Игорь вздохнул.
— Дверь открыла милиция. Их потом задержали, но какое это уже имеет значение? Не знаю. Я просидел два дня в квартире с трупом собственной матери, вот это я знаю точно…
— Дима, может, сменим тему? — тихо спросила Ольга.
Я ничего не ответил, потрясенно глядя на Игоря. Виталий мне однажды говорил, что Игорь живет с двоюродной бабкой, а мать у него умерла, еще когда он был ребенком. Но услышать такое?!
— А потом мне стали сниться сны. В этих снах я знал, что моя мать прячется у меня в комнате от них, она пряталась у меня в шкафу, почерневшая и скрюченная, с вытекшим глазом… Она просила защитить ее и не открывать им дверь, она пела мне колыбельные, которые всегда пела в детстве, но слова она произносила неотчетливо, ведь ей выбили почти все зубы…
Я почувствовал, что весь покрылся потом, несмотря на холодный вечер.
Гуфи закрыл лицо руками. Я наполнил доверху две рюмки водкой и осторожно дотронулся до его плеча.
— Игорь… То, что тебе пришлось пережить, это страшно. Но ты живой, молодой… Пусть это звучит банально, но ты не имеешь права зацикливаться на прошлом, у тебя впереди вся жизнь. Я хочу выпить за тебя.
Гуфи, внимательно посмотрев на меня, нетвердой рукой взял рюмку.
— А здорово ты сегодня эту сволочь из моего уха выгнал, — вдруг слабо улыбнулся он.
— Ерунда, я видел, как это делали как-то мои друзья.
Мы выпили. Я посмотрел на часы и присвистнул. Полвторого ночи.
— Мои друзья, пора спать. — Я помог Игорю подняться. Тот начал что-то бормотать, засыпая на ходу, и я взял его под руки.
Уводя Игоря в дом, я перехватил робкую улыбку Ольги.
* * *
Прошел почти час, как мы с Ольгой вышли из лагеря и направились к горам. Погода сегодня, как и прежде, ясная и безоблачная, как сладкое детство, теплые лучи солнца ласково обогревали нашу кожу (она уже успела немного загореть).
Перед уходом Клим предупредил нас, чтобы мы держались ручья.
— В четырех-пяти километрах отсюда есть запруда. Ее вырыли мы с Константином. — Клим кашлянул. — Желательно дальше ее не ходить.
— Почему?
Клим на секунду замялся.
— Сам знаешь, тут полно диких кабанов.
— Клим, кабаны не нападают на людей. Если только они не ранены, и ты это знаешь лучше меня.
— Во всяком случае, я прошу далеко не уходить. Да и заблудиться вы можете, — решительно сказал он. — Ладно, мне нужно кое-что сказать тебе, — заторопился вдруг он и, отведя меня в сторону, сказал: — Мне никогда не доводилось видеть, чтобы кто-то из молодежи мог обращаться с ножами, как это делаешь ты. Если не ошибаюсь, вы с Виталием раньше дружили?
Я отвел взгляд:
— Раньше да.
Клим закурил свою неизменную трубку, после чего хлопнул меня по плечу.
— Это жизнь, парень. Ты и он — очень разные, я заметил это сразу. Вы оба неплохие ребята, но я готов съесть свои ботинки, если у вас осталось что-то общее, кроме совместных посиделок за столом. Да, и еще. — Климентий достал что-то из охотничьей сумки и протянул мне: — Держи!
Нож!
— Ему примерно столько же лет, сколько и тебе. Это один из первых ножей, которые я сделал сам.
Я расстегнул потертые ножны из грубой кожи и вытащил нож. Он был похож на тот, который я метал вчера, разве что немного короче. Солнечные блики тут же весело заплясали на прохладном лезвии — оно было широкое, как ладонь, у основания виднелось несколько зазубрин, но они нисколько не портили внешний вид холодного оружия. Отразившийся солнечный зайчик заставил меня зажмуриться.
Я взглянул на Клима и понял, что он не ждет благодарности. В таких случаях это лишнее.
— Не доставай его без надобности. — Клим задумчиво посмотрел на тающие в воздухе кольца дыма и добавил: — Далеко старайтесь не уходить. И помни — держитесь ручья.
* * *
Мы уходили от лагеря все дальше и дальше, лес вокруг нас постепенно сгущался, и, несмотря на безоблачное небо и ослепляющее солнце, лучи нас почти не доставали. Появились первые комары, но Ольга заблаговременно запаслась «Антикомарином», которого, впрочем, хватало ненадолго.
