— А ваш номер, если я не ошибаюсь, на одном этаже с номером Григорчук?
— Не ошибаетесь. Мой номер — триста десятый. Совсем рядом.
Василия удивляло, что, чем неприятнее были вопросы, тем спокойнее Симкина отвечала. Как будто на нее резко навалилась страшная усталость, вытеснившая все эмоции и страхи. Она не то чтобы успокоилась, но ей вдруг стало все равно. От этой безнадежности и покорности Василию стало стыдно — не слишком ли он разыгрался? Несчастная немолодая некрасивая женщина, доведенная этой Григорчук до ручки. Даже если она и есть убийца, то понять ее можно.
Василию захотелось отпустить ее с миром. Но отпускать ее было нельзя, потому что он пообещал Леониду продержать ее здесь часа два, не меньше, чтобы тот успел плодотворно потрудиться в редакции женского журнала.
— У меня к вам просьба, — сказал Василий мягко, и Симкина удивленно посмотрела на него. — Будьте так любезны, напишите, с кем из этих людей — вот список, у вашей Григорчук были непростые отношения. И в чем они заключались.
Как бы не замечая протестующего жеста Симкиной, он положил перед ней стопку бумаги и ручку:
— И не забивайте себе голову глупостями: мол, я доносов не пишу и никогда этого делать не буду. Какой бы стервой ни была Григорчук, убийцу найти нужно. И, скорее всего, кто-то из этих людей — убийца. Значит, должен быть наказан, вы уж меня извините за такой старорежимный подход. Если вы считаете, что никого из них заподозрить нельзя, так и напишите. Не знаю, как вам, а мне многие из них совсем не кажутся идеальными личностями. Хотите выгораживать их — дело ваше, но только помните: написанная вами правда — это ваш шанс. Именно ваш. Стоят ли эти люди того, чтобы вы их выгораживали ценой своей свободы или, в лучшем случае, репутации? Подумайте. Не буду вам мешать и зайду через час.
Симкина, всерьез озадаченная внезапным превращением припадочного капитана в нормального человека, автоматически взяла ручку и задумалась. Василий вышел из кабинета и столкнулся с Гошей, нервно мечущимся по коридору.
— Ну?
— Приятная тетка. — Василий пожал плечами. — Зря я дурака валял.
— Не тянет на убийцу?
— Почему, может, и она. Кто там дальше? — Василий призывно посмотрел в даль коридора.
— Пе-ре-рыв, — Гоша достал из кармана шоколадку. — Пьем чай, обмениваемся впечатлениями. Через полчаса у тебя маэстро Трошкин. Хочешь, я его допрошу?
— Давай, — неожиданно согласился Василий. — А я послушаю. Если разрешишь, иногда буду вставлять дурацкие реплики.
— Вставляй. — Гоша встал на носки и хлопнул Василия по плечу. — Только соблюдай субординацию. Помни, что я — главнее. Шоколадку будешь?
— Думаешь, добрее стану? Вряд ли. А бифштекс у тебя в кармане не завалялся?
…Трошкин произвел фурор в МУРе. Он шел по коридору, и все, без исключения, на него оборачивались.
— Кто этот клоун? — спросил полковник Зайцев у дежурного.
— К Коновалову, — испуганно ответил дежурный. — На допрос.
— Все у него не как у людей, — осерчал Зайцев. — Только бы балаган устроить.
Трошкин и вправду был хорош — золотая рубашка с блестками, синий галстук с белыми полосками, белые брюки. Такого в розыске не видели давно, а возможно — никогда.
Опытный следователь Малкин, надо отдать должное его выдержке, и бровью не повел, а вежливо усадил гостя в кресло, предложил чаю и остатки шоколадки, большую часть которой съел Василий.
— Вопросы, Александр Дмитриевич, простые. Всем свидетелям пока задаем одни и те же. Не заметили ничего странного в тот вечер, когда произошло убийство?
— Нет. — Трошкин отрицательно помотал головой. — Все было очень обычно.
— А сама покойная… Григорчук вела себя обычно?
— Да.
— Ничего странного?
— Нет.
— Как вы думаете, зачем она позвонила Иратову?
— Думать на эту тему бесполезно, — пожал плечами Трошкин. — Они были хорошо знакомы, давно знакомы, да мало ли что? Теперь уже не узнаем.
— Но, насколько нам известно, Иратов недолюбливал покойную.
— Да. Но он много помогал ей, терпел ее капризы, лояльно относился к тому, что она чуть не каждый вечер торчит у него в доме. Вадим — очень толерантный человек.
— Какой человек? — спросил из угла Василий. — Я че-то не понял.
— Толерантный, — повернулся к нему Трошкин. — То есть очень терпеливый.
— А-а, — Василий кивнул, — теперь понял. Так бы и сказали. А вы сегодня куда после нас пойдете?
— На работу, — слегка удивился Трошкин.
— В таком виде?
— Капитан, — рявкнул Гоша, — не мешайте!
— Все, товарищ майор, все. Василий зажал себе рот ладонью.
— Александр Дмитриевич, кто из ваших знакомых мог желать смерти Григорчук? — спросил Гоша.
— Не знаю. — Трошкин широко улыбнулся. — В нашем кругу не принято делиться столь сильными эмоциями.
— Но вы можете предположить…
— Не стану этого делать, — резко ответил Трошкин. — Не думаю, что подобные предположения сделают мне честь.
— Не сделают, а отдадут, — поправил Василий из угла.
Трошкин с изумлением оглянулся. Василий смутился и проиллюстрировал свою мысль. Он встал, вытянулся и взял под отсутствующий козырек:
— Вот так. Вы это имели в виду?
— Да. — Трошкин кивнул. — Нечто вроде.
— Но почему рубашка-то женская? — взволнованно спросил Василий. — А?
— Капитан! — Гоша стукнул кулаком по столу.
— Молчу, молчу, молчу. — Василий грустно уселся на место.
— Я правильно понял, вы не намерены помогать следствию? — нахмурился Гоша.
— Не правильно. — Трошкин вздохнул. — Просто я не готов перемывать косточки своим знакомым и возводить на них напраслину. Света была непростым человеком, и многие имели к ней вполне обоснованные претензии. Но то, что кто-то пошел на убийство, для меня почти такое же потрясение, как и ее смерть.
Интересно, что последние слова Трошкин произнес совершенно спокойно и равнодушно, поэтому прозвучали они странно.
— Вы близко знали покойную? — Гоша уже немного злился.
— Да. — Опять никаких эмоций.
— Насколько близко?
— Я мог бы ответить, что чужая душа — потемки. А женская душа — втройне потемки. Знал немного, хотя до последнего дня она не переставала меня удивлять. — Трошкин улыбнулся одними губами.
— Мне рассказали о ссоре между вами и Григорчук. — Гоша открыл папку и достал оттуда исписанный листок. — Вот, есть свидетельства, что она вам угрожала.
— Не припомню такого. — Трошкин опять сладко улыбнулся.
