— В пятницу вечером. — Гоша мило улыбнулся старушке в надежде настроить ее на позитивный лад и склонить к сотрудничеству. И ему это удалось. Дверь закрылась и тут же открылась вновь — старушка сняла цепочку.
— В пятницу вечером? — удивилась она. — А кто же приходил в пятницу ночью?
— Что я говорил! — торжествуя, заорал Гоша. — Что я говорил?
— Почему вы решили, что кто-то приходил ночью? — спросил Василий.
— Потому что слышала, — с гордостью ответила соседка. — У ней замков-то — тышша. Придет, бывало, и громыхает, громыхает, пока все не отопрет. Богатства там, видать, много. И в пятницу тоже — громыхали, громыхали…
— Их было много?
— Чего не знаю, того не скажу. — Старушка поджала губы. — Темно было на лестнице. Но сначала ктой-то пришел, дверь открыл и туда. А потом еще ктой-то. Я не знала, что и думать.
— Что соседка вернулась, чего ж еще? — пробормотал себе под нос Василий.
— А другой? Кто другой дверь-то отпирал? — требовательно спросила старушка. — К ней же не ходит никто.
Сыщики переглянулись.
— Какие последуют распоряжения? — спросил эксперт Власов, отрешенно покуривая. — Вызываем слесаря?
— Скорее, сварщика, — задумчиво сказал Гоша. — Или…
— Понял. — Василий посмотрел на часы и послал Гоше воздушный поцелуй. — Ждите нас через час.
— Через час? — Эксперт Власов поперхнулся сигаретным дымом. — Ни фига себе! Целый час здесь торчать, на лестнице?
— Но, возможно, — ласково сказал Гоша, — милая дама… вас как зовут?
— Аделаида Степановна, — прошамкала старушка.
— Возможно, Аделаида Степановна пригласит нас к себе на чашечку чаю? — Гоша лучезарно улыбнулся соседке, и она не выдержала:
— Что ж, заходите. Милиции должен помогать каждый.
— Какая верная гражданская позиция, — с восхищением проговорил Гоша, скрываясь за дверью. — Редкость в наше время.
А Василий тем временем ехал к своему старому знакомому — медвежатнику Косте Сапожникову по кличке Шкаф, в недавнем прошлом крупному специалисту по вскрытию сейфов.
Костя завязал несколько лет назад и теперь успешно трудился на фирме, выпускающей сейфовые замки.
Несмотря на то, что Шкафу в прошлом году исполнилось шестьдесят пять, все называли его на «ты» — другого обращения он не признавал. Впрочем, и сам Шкаф обращался ко всем на «ты», неизменно добавляя «мой юный друг», невзирая, что называется, на чины, звания и возраст. Говорили, что президент фирмы, на которой Шкаф теперь честно трудился, первое время болезненно переживал Костину фамильярность, но потом смирился, резонно рассудив, что лучше иметь в штате уникального специалиста, чем вежливую бездарность. А равных Шкафу не было во всей Москве.
Увидев Василия, Шкаф расплылся в улыбке, заключил старшего оперуполномоченного в объятия и троекратно расцеловал его:
— Вася, мой юный друг, вот порадовал! Замочек заказать? Или дверку? Или просто навестить старого друга?
Шкаф преувеличивал — друзьями бывшего рецидивиста и старшего оперуполномоченного можно было назвать лишь с большой натяжкой. Но что правда, то правда, они искренне симпатизировали друг другу, и Шкаф считал себя должником Василия, с тех пор, как проходил по делу об убийстве трех охранников обменного пункта. Шкаф только-только вышел на свободу, и надо же такому случиться, что в это самое время кто-то очень профессионально вскрыл сейф обменного пункта, попутно застрелив охранников. Тупоголовый опер районного отделения не стал ломать голову и вцепился в Шкафа мертвой хваткой. Если бы не вмешательство Василия, сидеть бы сейчас Косте Сапожникову в колонии строгого режима.
— Хочешь, сделаю тебе такой замок, что и взрывчаткой не вскроешь? — похлопывая Василия по спине, ворковал Шкаф.
— Нет, Костя, наоборот. Вскрой мне одну дверь. Шкаф обиженно засопел и не столько выпустил, сколько выпихнул Василия из своих объятий.
— Ты еще в милиции служишь? — сухо уточнил он.
Василий молча достал удостоверение и положил на стол.
— Вася, у меня новая жизнь, новая работа, молодая жена. И ты предлагаешь мне такие гадости!
— Костя, о чем ты? — Василий тоже обиделся. — Я очень уважаю твой нынешний образ жизни, подумай, могу ли я предлагать тебе сомнительное мероприятие? Все в рамках закона, уверяю тебя. Убили тетку одну, а мы не можем в квартиру попасть, вот и все дела.
Шкаф внимательно оглядел Василия с ног до головы и покачал головой:
— Дверь? И ты сам не можешь? Не пудри мне мозги, мой юный друг.
— Как сам? Я не умею, у меня и инструмента нет, — удивился Василий.
— Инструмента? — Шкаф ухмыльнулся. — Записывай рецепт: разбегаешься с трех шагов и плечом высаживаешь. Сто двадцать килограмм чистых мускулов — хороший инструмент.
— Там сейфовая дверь, стальная, возможно — бронированная, — пояснил Василий. — Моего телесного инструмента маловато.
Шкаф, недовольно кряхтя, сходил за чемоданчиком, надел плащ и мрачно поплелся вслед за Василием, бормоча про себя:
— Не люблю я это дело. Тоже взяли моду — двери вскрывать. Ворье ментовское.
… Квартира Григорчук произвела на сыщиков, эксперта и примкнувшего к ним взломщика Шкафа странное впечатление. Она состояла из двух совершенно разностильных частей — кабинета и спальни. Кабинет покойная хозяйка оформила в стиле техно — стекло, никель, пластик. На стеклянном рабочем столе — антрацитового цвета компьютер, на стеклянных полках — справочники, энциклопедии, словари. Зато спальня поражала своей демонстративной альковностью — розовые шторы, обитые пестрым шелком стены, разноцветные ночники, кровать под балдахином.
— Странная дамочка, — констатировал эксперт. — Единство и борьба противоположностей.
— Почему же? — не согласился Гоша. — Место для работы, уголок для отдыха.
— Слишком разные уголки, — поддержал эксперта Василий. — Как будто для двух разных людей.
Шкаф, пройдясь по квартире и заглянув в кухню и санузел, тоже принялся философствовать:
— Злая баба, убитая ваша. И жадная. Знаю я таких. Им и то, и это, и все надо. Пауки, одним словом. Нутро железное, а сбоку бантик. Косит под кошечку, а сама клыки отращивает.
— Костя, да ты знаток человеческих душ! — восхитился Гоша. — По интерьеру всю подноготную хозяйки угадал.
— Не угадал, а прочувствовал, — покачал головой Шкаф. — Посиди с мое, тоже научишься.
— Нет уж, спасибо, — замахал руками Гоша. — Приступим?
Два часа все четверо перебирали бумаги Григорчук, чуть не на просвет рассматривая каждую — ничего существенного не нашли.
— А что ищем? — спросил, наконец, Шкаф, когда последняя папка из последнего стеллажа была отложена.
