— У меня чуткое обоняние, и знали бы вы, как я настрадалась.
— Тогда смени профессию, — посоветовал Сева. — Или хотя бы профиль. А то недолго и в депрессию впасть — если станешь регулярно посещать губернаторов, то еще и не такого нанюхаешься.
— Правда, — согласилась Лиза. — Наша политическая элита просто окутана гастрономическими парами.
— Не знаю, чего вы так завелись, — удивилась я. — Курица и курица, ничего страшного. Народу как раз такой запах должен нравиться. Вот если бы тухлой рыбой…
— Перестаньте, — взмолилась Лиза. — Меня уже тошнит. И не уговаривайте — губернатор не должен себе позволять таких штучек. Вареной курицей может пахнуть только вареная курица, и никто больше. Так вот, то, что тебе может быть интересно: Семенов панически боится Иратова, потому как считает его очень сильным кандидатом на свое место, победить которого обычным путем почти невозможно. И он немножко проболтался. Единственный вариант, при котором Иратов может проиграть, — если в выборах примет участие еще кто-то, сильный и коварный, и если этот кто-то сожрет Иратова.
— А Семенову какая радость? Ему-то все равно не светит.
— Не-ет, в том-то и дело, что Семенов надеется, что эти два гиганта существенно пообкусают друг друга и в таком вот полудохлом измочаленном состоянии приползут к финишу. А тут он, Семенов, свежий и чистый, выйдет из кустов с роялем наперевес и выиграет выборы. Если, конечно, успеет отбить куриный запах.
— И кто же этот сильный игрок?
— Я думаю, — Лиза посмотрела на меня с тихим торжеством, — Трошкин.
— Трошкин? Но они же друзья с Иратовым, — попыталась возразить я. — И Трошкин работает на Иратова.
— Засекай время. Их дружбе осталось жить считанные часы, вот увидишь.
— Лизик, я очень доверяю твоей интуиции… — неуверенно начала я.
— При чем здесь интуиция? Это трезвый расчет. Я прошерстила всех возможных претендентов — голяк. Только Трошкин имеет шансы. Поспорим?
Спорить я не стала, хотя Лизина версия показалась мне нереальной. Однако в фонд «Наша демократия» я отправилась вполне заинтригованная. Трошкин звонил мне сегодня утром и предлагал самолично отвезти меня туда. Я отказалась под предлогом, что мне необходимо побывать в редакции и отпроситься на несколько дней.
— Отпрашивайтесь на две недели, — посоветовал Трошкин.
— Две недели? — Вероятно, я переборщила с удивлением в голосе, во всяком случае Трошкин принялся долго объяснять мне, почему в более короткий срок познакомиться с работой его фонда ну никак невозможно, а закончил речь предложением поговорить с Моховым и лично меня отпросить. Я сказала, что привыкла сама решать свои проблемы. Он смутился, извинился и пробормотал, что ждет не дождется меня и что в фонде он появится после двух. Я спросила, пустят ли меня в помещение фонда, а он сказал: «Конечно, вы уже в списках сотрудников».
Следовательно, мне желательно было появиться там пораньше и понаблюдать за сотрудниками в отсутствие начальства.
Фонд «Наша демократия» занимал чудный двухэтажный особнячок в центре Москвы. От улицы его отгораживал высокий забор из чугунного литья, а также пышный палисадник из лип, каштанов и кленов. Для того чтобы прикоснуться к истинной демократии, требовалось пройти три кордона: охранников у ворот, охранников при входе в особняк и девушки за стеклянной стеной на первом этаже перед лестницей. Меня пропустили, но неохотно. Давно уже мое редакционное удостоверение не изучали с таким пристрастием. Особенно свирепствовала девушка за стеклянной стеной.
— Зачем вы к нам? — не столько спросила, сколько обвинила она меня.
— По личному приглашению вашего президента, — мило улыбнулась я. — Он просто умолял меня прийти. Но если вы против…
— Я не против и не за, — мрачно ответила она. — Я просто спрашиваю. Таков порядок.
В коридоре первого этажа царило нездоровое оживление. В обоих направлениях сновали люди с папками в руках, и, хотя их концентрация примерно втрое превышала норму, они ухитрялись не сталкиваться лбами и не наступать друг другу на ноги. Большинство из них проносились из конца в конец молча, издавая только сосредоточенное сопение, но некоторые обменивались загадочными репликами:
— Планшет у тебя?
— Уже сдал в эксплуатацию.
— Не рано? Часа бы три подождать.
— Нет, Пищагин прогнал через селектор, так что нормально.
Меня поразило, что все мужчины были одеты в одинаковые костюмы. Или почти одинаковые. Двери кабинетов были плотно закрыты, и оттуда не просачивалось ни звука. В конце коридора я обнаружила место для курения и пристроилась там в надежде, что кто-нибудь из аборигенов туда заглянет и я смогу послушать местные разговоры. Только через двадцать минут две девушки модельного вида, то есть обе — под два метра ростом, почти нулевого веса и без каких бы то ни было признаков груди и ягодиц, зашли в закуток и закурили.
— Он свихнулся, — сказала одна.
— А что я тебе говорила! — вздохнула другая. — Я ничуть не удивлена.
— Но… три презентации подряд! Такого еще не было.
— Так и ситуация другая.
Они скорбно замолчали. Я тихо кашлянула в надежде привлечь их внимание, но они даже не шелохнулись.
— Простите, — обратилась я к одной из моделей. — Меня пригласили сюда на работу, но я забыла, в какой кабинет мне обращаться. Вы мне не поможете?
— Пригласили? — Девушки вытаращились на меня гак, как будто я только что исполнила танец с саблями. — Вы уверены? А кто?
— В том-то и дело, что я потеряла листочек с фамилиями. — Я изо всех сил изображала несчастную овцу. — А договаривался о трудоустройстве мой папа. С каким-то своим другом.
— А-а! — Одна из девиц понятливо кивнула. — Тогда понятно. А кем вас брали? Секретарем? Референтом? Лицом?
Про то, что на свете существует должность «лицо», я услышала впервые и не решилась претендовать на такой изыск. Но и секретарем мне быть не хотелось.
— Не знаю, — чуть не плача ответила я. — Сегодня как раз должно было выясниться.
— Хорошо, — вторая девушка успокаивающе похлопала меня по плечу. — Разберемся, не волнуйтесь. Вы что умеете?
— Я знаю английский, — начала я. В ответ обе дружно расхохотались.
— А умеете вы что? — отсмеявшись, спросила первая.
— По образованию я журналист, — промямлила я.
— Может, в пропаганду? Или к райтерам?
— Вот-вот-вот, — обрадовалась я, — кажется, я слышала такое слово.
— Райтеры? — Девушка пожала плечами. — Не советую. Работа собачья, нагрузки сумасшедшие, сплошные нервы, деньги маленькие. Будет возможность выбирать — идите в пропаганду.
— А чем там лучше?
— Там нет обязательных норм, — пояснила другая. — Якобы там креатив. Соответственно, спокойнее и свободнее. Плюс проценты от идеи.
