— Нет, не смущает, — ответил Трошкин. — К тому же сейчас-то вы пишете о политике, не так ли? Думаю, вам полезно будет познакомиться с деятельностью политического фонда.
Я поняла, что уже ничего не понимаю. Так он знает, что я — это я?!
— Простите, — растерянно пролепетала я, — вы случайно не знаете, как меня зовут?
Согласитесь, не хилый вопрос. Кого угодно можно поставить в тупик. Конечно, я хотела спросить по-другому, но от волнения не смогла нормально сформулировать. Впрочем, вопрос: «Кто я?» тоже прозвучал бы диковато.
Надо отдать Трошкину должное — он не испугался, а сочувственно взял меня за руку и спросил:
— Забыли? Вот беда. Вас зовут Саша. Фамилия — Митина. Вам двадцать семь. Работаете политическим обозревателем «Вечернего курьера». Что-нибудь еще?
— Достаточно. Большая книга? — слабым голосом уточнила я.
— Восемь авторских листов. Две тысячи — аванс, остальное — после сдачи рукописи. Всего десять тысяч. Долларов, разумеется. Вы согласны?
— А можно без аванса? — жалобно попросила я. — Вдруг работа не пойдет? Дело для меня новое, незнакомое…
— Нет, нельзя, — отрезал Трошкин. — Не пойдет — вернете деньги.
И он тут же выложил на стол пачку стодолларовых банкнот.
Я взяла деньги, положила в сумочку и растерянно оглянулась по сторонам, что совершенно естественно — когда совершают дурной поступок, всегда пугливо озираются. Первым, кого я увидела, оказался Леонид, и сказать, что он бесстрастно наблюдал за мной, значило бы гнусно соврать. Его большие глаза увеличились как минимум вдвое и переместились на лоб, а мне страшно захотелось показать ему язык: вот, дорогой мой, как надо работать. А потом я увидела блондинку, с которой Трошкин недавно прогуливался по аллее, и задор мой мгновенно улетучился. Она расположилась за столиком в другом «тихом уголке» ресторана и смотрела на меня с такой нескрываемой ненавистью, что жуть брала.
— Спасибо, я, наверное, вам надоела, — сказала я. — Детали совместной работы мы обсудим… ну, завтра, например.
— Нет-нет, Сашенька! — Трошкин пылко схватил меня за локоть. — Вечер только начинается, не уходите. Вот уже и ужин разносят.
У меня вдруг возникло неприятное ощущение, что он затеял со мной какую-то не совсем честную игру и, возможно, даже знает об истинной цели моего приезда в «Рощу». Хотя откуда?
В зал ресторана вошел мой главный редактор Юрий Сергеевич Мохов, чем я не замедлила воспользоваться. Испуганно вскочив из-за стола, я протараторила:
— Ой, начальство, сейчас ругаться будет, он мне столько всего напоручал…
— Работа есть работа, — вздохнул Трошкин. — Но я вас жду.
— Конечно-конечно.
Юрий Сергеевич помахал мне рукой, и я побежала к нему.
— Прекрасно выглядишь, — с удовольствием похвалил он, — я никогда не видел тебя в вечернем платье. Все джинсы да майки.
— Да, мне уже говорили…
— Ну вот. Как твои разведделишки? — Он понизил голос и подмигнул мне.
— Нормально. Юрий Сергеевич, а вы никому не говорили о том, зачем я сюда приперлась?
— Да ты что? Ты за кого меня принимаешь? — обиделся главный.
— А вас кто-нибудь спрашивал обо мне?
— Еще как! — Юрий Сергеевич хитро прищурился. — И знаешь, что странно — сплошь мужики. Кто ты, да что ты, да как тебе понравиться. А где твой напарник?
Я глазами показала на Леонида, развалившегося у барной стойки.
— Вон тот красавец? — Мохов удивился. — Поди ж ты, какие сыщики пошли выразительные. Теперь я понимаю, почему ты все время в свой МУР шастаешь. Хорош парень, ничего не скажешь. Тебе помощь моя нужна?
— Да, сделайте, пожалуйста, вид, что вы с ним знакомы. По легенде он — выдающийся политтехнолог, специалист по черному пиару, зовут его Гений Манукян.
Мохов расхохотался:
— Ты придумала? Молодец.
— Он изображает недоступного жлоба, отказался дать мне интервью, ой, кстати, это интервью вы же от меня и требуете.
— Понял. Ну, смотри теперь, как я вольюсь в ваше тайное общество. Гений! — заорал Юрий Сергеевич на весь зал. — Дружище! Старый затворник в таком многолюдном месте! Мне говорили, что ты приедешь, а я все не верил. Это правда ты?
Леонид важно кивнул.
— Все плетешь свои грязные интриги? — продолжал орать Мохов. — По-прежнему ничего святого?
Леонид слегка надулся, но ответил тоже громко, работая на всю аудиторию:
— Святого вообще ничего нет. Это поповские выдумки.
— Нет святого? Беда. Твоими стараниями, наверное.
Юрий Сергеевич заметил какого-то своего знакомого и пошел к нему. А я повернулась к столику Трошкина, нет, не для того, чтобы вернуться туда, а так, из любопытства: ждут ли меня, надеются ли?
Меня не ждали. Напротив Трошкина сидела Татьяна Эдуардовна Ценз, и, судя по лицам обоих, разговор у них был не самый приятный. Я бы назвала его разборкой, потому что еще не вполне отвыкла от лексики уголовно-милицейского мира.
Стоять посреди зала и таращиться на Трошкина и Ценз мне не позволило воспитание. Гораздо приличнее — спрятаться и подсматривать, что я и сделала, прислонившись к колонне и высунув из-за нее нос и правый глаз. Татьяна Эдуардовна явно предъявляла Трошкину претензии, она что-то рассерженно ему выговаривала, а он, судя по лицу, оправдывался и все время пытался взять ее за руку. Руку она раздраженно вырывала и продолжала ругаться. Судя по тому, что Трошкин все время отрицательно мотал головой, Татьяне Эдуардовне пока не удавалось его убедить.
— Подсматривать нехорошо, — сказал кто-то у меня за спиной.
— Кто это вам сказал такую глупость? — ответила я и только потом обернулась. Передо мной стоял улыбающийся Вадим Сергеевич Иратов собственной персоной. Нет, сегодня мне определенно везет. А это не к добру.
— Да кто подсматривает? — начала я оправдываться. — Так просто — наблюдаю.
— Переживаете, что ваше место занято? — Иратов сделал вид, что сочувственно вздыхает.
— Нет. Просто я забыла на столе свои сигареты, хотела подойти и взять, но люди уже разговаривают, неудобно перебивать, — объяснила я.
— Как вы выживаете с таким чувством такта в наше грубое время? — Иратов смеялся надо мной, и правильно делал. Смех продлевает жизнь и облегчает взаимопонимание.
— Плохо живу. Хочу курить, а не могу.
— Придется бросать, — посоветовал Иратов. — Насколько я знаю Таню, она не разожмет челюстей до тех пор, пока от Сашки не останется кучка обглоданных косточек. Так что шансы ваши равны нулю.
— Не преувеличивайте. — Я махнула рукой в сторону холла. — Сигареты можно купить в ларьке.
— Я не о шансах покурить, — сказал Иратов, — я о более серьезных вещах.
