Данкелд, таким образом, был конечной станцией железной дороги. Коляска мистера Гамильтона ожидала, чтобы провезти нас оставшееся расстояние, однако самого мистера Гамильтона с нами не было. Конюх сообщил нам, что он уже уехал верхом.
Я почти не виделась с ним со времени нашего первого собеседования. Когда я прибыла на железнодорожную станцию в Лондоне со своим багажом, прикрученным на крыше нанятого экипажа, он усадил меня и миссис Кэннон в вагон, предназначенный для леди, и исчез. В Данкелде он появился снова, чтобы проводить нас до гостиницы, а потом снова растворился.
Как только карета покинула Данкелд, миссис Кэннон немедленно уснула. Я тоже чувствовала себя усталой, но незнакомый пейзаж заворожил меня. После того как мы покинули деревню, дорога начала плавно подниматься, мы миновали несколько величественных домов, окруженных обширными землями. Дорога бежала среди нависающих скал и деревьев, все еще лишенных листвы. Конечно же летом этот пейзаж был бы прекрасен: оголенные вязы и буки зазеленеют, вереск покроет пустоши лиловым ковром, а далекие горы, вероятно, не будут выглядеть столь мрачными на фоне синего неба, залитые ярким солнечным светом. Но сейчас такая перспектива казалась слишком отдаленной, а дикость окружающей местности с наступлением утра лишь усилилась. Подъем становился все круче, а горы придвигались все ближе. С темной каменной стены низвергался пенно-белый водопад, разбивающийся облаками мелких брызг.
Среди этих хмурых склонов я чувствовала себя ужасно маленькой – маленькой и глупой. Независимость – это очень хорошо, но, может быть, я могла бы быть независимой и без того, чтобы удалиться от своих родственников на такое громадное расстояние. В конце концов, что я знаю о мистере Гэвине Гамильтоне? Что лицо его изуродовано шрамом, что у него грубые манеры и что на него работает почтенного возраста домоправительница, которая постоянно пребывает в каком-то полусне. Вряд ли этой информации было достаточно, чтобы одобрительно отнестись к тому, что я целиком и полностью оказалась в его власти.
Я посмотрела на миссис Кэннон, и мое мрачное настроение немного рассеялось. Закутанная в чудесную накидку из лиловой тафты, отороченную мехом, миссис Кэннон спала так же безмятежно, как младенец в своей колыбели. Рот ее был слегка приоткрыт, открывая взгляду ряд фарфоровых зубов – слишком, безупречных, чтобы быть настоящими. На голове ее красовался капор, сшитый по последней моде.
На обед мы остановились в Каслтоне, который представлял собой собрание хижин, изо всех сил цепляющихся за маленький кусочек каменистой земли. И это, с разочарованием подумала я, то самое поселение, которое расположено ближе всех к Блэктауэру!
Обед состоял из баранины, густого чечевичного супа и пудинга. Миссис Кэннон поела с громадным аппетитом и, как только мы тронулись в путь, уснула снова. Я сидела с блэковским “Иллюстрированным путеводителем по Шотландии” на коленях, но коляску так трясло, что читать я не могла. Но я уже знала, что говорится в “Путеводителе” о новом месте моего обитания: “Самая дикая и самая неприступная часть высокогорья”. И описание было недалеко от истины. Каменистые склоны Кэйргормских гор теперь окружали нас со всех сторон. Дорога превратилась в колею для повозок, вдоль нее мчался угрюмый серый поток.
Когда красный мяч солнца упал за гористый горизонт, дорога спустилась в ущелье, которое было едва ли шире нашей кареты. Тусклый свет, который еще мог бы просочиться сверху, был полностью перекрыт ветвями сосен, кольцом окруживших устье ущелья и яростно цеплявшихся за крутые стены. Меня отбросило назад, на подушки, и коляска начала подниматься вверх. Неожиданно в окно ударил целый сноп брызг, и я увидела справа развевающийся белый занавес, во мраке похожий на привидение, – водопад, который с грохотом разбивался об утес прямо у дороги.
– Горбалз, – произнес дремлющий голос. – Скоро мы будем дома... – И за этим последовал приглушенный храп.
Еще ни разу я не видела ничего менее похожего на земной пейзаж. И была рада, когда взмыленные лошади добрались до верхней точки склона и потрусили в долину. Здесь не было величественных домов, садов – только скалы и коричневый, мертвый вереск. Один раз попалось стадо овец с черными носами. Наконец мы миновали крошечную деревушку – низкие, крытые соломой домишки, которые плоской кучкой сгрудились на каменистой земле. Потом мы взобрались на последний склон, и перед моими испуганными глазами предстало явление Блэктауэра.
С вершины склона мы попали на широкое плато, усыпанное гравием, и мимо мощных стен проследовали во двор, освещенный пылающими факелами. Миссис Кэннон пробудилась, выбралась из своей накидки и заторопилась к двери.
Дверь вела в коридор с каменным полом, в котором было даже холоднее, чем снаружи. Временами до нас доносился запах кухни, который убедил меня в том, что мы находимся в задней части дома, недалеко от кухни. Миссис Кэннон оживленно трусила впереди меня, минуя коридор за коридором, и наконец мы проследовали через двери в холл при входе в дом. На дикий камень здесь были уложены деревянные полы; более того, здесь были ковры, каковому факту мои холодные лодыжки были весьма благодарны. В одной из стен была тяжелая дубовая дверь, которая, вероятно, вела к парадному входу, куда подъезжали кареты. Симпатичная лесенка вела на второй этаж.
– Мы используем только западное крыло, – объясняла пыхтя миссис Кэннон, покуда взбиралась по ступеням. – Остальная часть дома лежит в руинах, и, потом, она слишком, слишком велика.
Но и одно только западное крыло показалось мне совершенно необъятным. Коридоры здесь были также устланы коврами и освещены свечами в настенных кронштейнах.
Наконец миссис Кэннон остановилась перед одной из дверей и отворила ее:
– Это – моя комната. Нет, не присаживайтесь, моя дорогая, я пока посмотрю, сделаны ли для вас все необходимые приготовления.
Она дернула звонок, и вскоре на его звон откликнулась одна из горничных. Девушка была молода, крепкого сложения, прическа ее была украшена льняной тесьмой, а одета она была в темное домашнее платье с белым фартуком и чепцом. Ее пухлое розовое лицо можно было бы счесть хорошеньким, если бы она не была столь угрюма.
– Войди и закрой дверь, – резко приказала ей миссис Кэннон. – Мисс Гордон, эту молодую девицу зовут Бетти. Она будет отзываться на ваш звонок так же, как и на мой собственный. Ну, говори же, ты, глупая девчонка! – добавила она, и на какое-то мгновение я подумала, что эти слова относятся ко мне. – Какую комнату ты приготовила для мисс Гордон?
– Красную комнату, мам.
– Вполне подходит. Ну же, Бетти, нечего стоять здесь разинув рот; покажи мисс Гордон красную комнату.
Пожилая леди уже расположилась у огня, уложив обе пухлые ноги на решетку. Я поднялась, ничуть не удивленная ее бесцеремонностью; я уже знала, что миссис Кэннон – женщина добрая, но озабоченная в первую очередь собственными удобством и комфортом.
Когда я уже двинулась к двери, она сквозь дремоту пробормотала:
– Я буду обедать здесь, мисс Гордон. Присоединитесь ко мне? Бетти вас приведет...
