Гэну пришлось подчиниться. Он попытался придать своему голосу как можно больше мягкости.
– Со всем уважением, – обратился он к Роксане, – господин Осокава хочет вам сказать, что вы для него все на свете. – И тут же припомнил, что совсем недавно переводил нечто подобное с русского языка.
К чести Роксаны, следует сказать, что она ни разу не взглянула на Гэна. Она глядела прямо в глаза господина Осокавы, словно все это говорил ей он сам.
Вернулась Кармен. Она была взбудоражена, и все решили, что это из-за Сесара, хотя на самом деле она почти забыла о нем. Ей хотелось немедленно броситься к Гэну, но вместо этого она подошла к командиру Бенхамину.
– Сесар на дереве, – сказала она. Ей хотелось сказать гораздо больше, но она вовремя опомнилась. Разумнее ей сейчас поостеречься.
– Что он там делает? – спросил командир. Он не мог не отметить про себя, что девушка стала очень хорошенькой. Будь она и раньше такой хорошенькой, он бы никогда не разрешил ей выставлять себя напоказ. Заставил бы убрать волосы под кепку. И отпустил бы на все четыре стороны при первой же возможности.
– Дуется на всех.
– Я не понимаю.
– Чувствует себя дураком.
Очевидно, нельзя было посылать за ним такую хорошенькую девушку. Надо было послать одного из парней: чтобы тот тряс дерево, пока Сесар не свалится. Командир Бенхамин вздохнул. Пение Сесара произвело на него впечатление. Он раздумывал о том, является ли талант Сесара причиной его возбудимости. Вот ведь певица тоже была возбудимой. Может, это как раз тот случай, когда командиру следует разжаловать Сесара и тоже отпустить его на все четыре стороны. Но тогда он потеряет сразу двух бойцов. Но тут он вспомнил, где находится: отсюда он никого и никуда не может отправить. Непонятно, зачем он вообще теряет время на подобную ерунду. Сесар на дереве? Ну и что? Какое все это имеет значение?
– Ну и оставьте его там в покое. – Командир Бенхамин взглянул поверх головы Кармен в дальний конец комнаты. Это означало, что разговор окончен.
– Можно я расскажу об этом госпоже Косс?
Он снова посмотрел на нее, прищурившись. Она послушна, хорошо воспитана. Просто стыд, что их дела идут так плохо. Разумеется, в революции найдется роль и для хорошенькой девушки. Не имеет смысла обращаться с ней так сурово.
– Ну что ж, если ей интересно, расскажи.
Кармен, счастливая, благодарная, ему поклонилась.
– Пока! – бросил он.
Кармен отдала ему честь серьезно, как подобает солдату, и быстро убежала.
– Сесар на дереве! – сказала Кармен, остановившись между господином Осокавой и Като и наискосок от Гэна, так, чтобы у нее не возникало соблазна при всех повиснуть у него на шее. Она довольствовалась тем, что слышала его голос.
– Он собирается спускаться? – спросила Роксана. Вокруг ее глаз лежали тени. Никогда еще Кармен не видела ее такой усталой, разве что в самые первые дни.
– О, разумеется, он спустится. Он просто в полном смятении, чувствует себя идиотом. То есть думает, что это вы считаете его идиотом за то, что он рискнул спеть. – Она посмотрела на Роксану, своего друга. – Я ему сказала, что вы считаете совсем не так.
Гэн переводил ее слова на английский и японский. Все, стоящие вокруг, с пониманием кивали головами. Как прекрасно звучат слова Кармен, переведенные на японский!
– Может быть, вы попросите командира, чтобы он разрешил мне выйти в сад? – обратилась Роксана к Кармен. – Как вы думаете, это возможно?
Кармен внимательно слушала. Они включили ее в свой круг. Сочли, что для передачи просьбы лучшей кандидатуры, чем она, не найти. Ее мнение имеет вес. Это даже больше, чем она могла себе вообразить: эти люди в комнате, с их деньгами, образованием и талантами, обращаются с ней, как с равной. Ей хотелось вежливо сказать Роксане Косс: «Нет, они никогда не позволят вам выйти из дома, но я очень благодарна вам за то, что вы меня об этом попросили», хотя она понятия не имела о том, как сказать это по-английски. Командиры не обращали на их разговор ни малейшего внимания, Гектор и Альфредо вообще ушли из комнаты, рядовые бойцы были заняты своими делами. Слушала только Беатрис. Кармен следила за ней краем глаза. Ей бы очень хотелось доверять Беатрис. Раньше она ей доверяла. И к тому же она пока не делает ничего плохого.
– Скажите ей, что я буду счастлива передать ее просьбу, – сказала она Гэну. Обратив внимание на осанку Роксаны Косс, она тоже постаралась выпрямиться, а затем расправила плечи, хотя широкая защитная рубашка, болтавшаяся на ней, как на вешалке, сделала ее старания незаметными.
Они поблагодарили ее по-английски и по-японски, потом по-испански. Гэн, как ей показалось, был очень горд за нее. Когда позволят обстоятельства, Гэн наверняка положит руку ей на плечо и выразит свое отношение к ней прилюдно.
Роксане Косс ни при каких обстоятельствах не разрешат выйти за пределы дома, даже для того, что уговорить Сесара слезть с дерева. Держать заложников в доме – это главнейшее условие всей кампании. Никто не знал этого лучше, чем Кармен, которая сама нарушила это правило не далее как прошедшей ночью. Но отказать в просьбе она тоже была не вправе. Никто ведь не ждал от Кармен положительного ответа: ее просили всего лишь подойти к командиру и задать вопрос. По правде сказать, лучше ей этого не делать. Какой смысл просить о том, в чем заведомо будет отказано? А может быть, просто пойти предложить командиру чашку кофе, тогда все увидят, что она говорит с ним, но не узнают о чем? А потом она вернется и скажет, что командир отклонил просьбу. Но нет, она не может лгать Роксане Косс и господину Осокаве, людям, которые дорожили ее мнением и относились к ней по-дружески. И уж тем более Гэну. Ей придется спросить, потому что она обещала. Но лучше все-таки подождать час или два. Командиры не любят, когда их беспокоят слишком часто. Да, но у нее нет времени ждать. Сесар может спуститься с дерева гораздо раньше. Кармен уже побывала на этом дереве и знала, что сидеть на нем хотя и приятно, но не особенно удобно. Количество времени, которое может выдержать человек, сидя на дереве, очень ограничено, и вся загвоздка в том, что Роксана Косс хочет лично уговорить его спуститься. Бессмысленно пытаться объяснить ее друзьям-заложникам внутренние побуждения, двигающие поступками командиров, и – в свою очередь – чем больше она будет стараться раскрыть командиру Бенхамину мотивы просьбы Роксаны Косс, тем будет хуже. Он просто не примет их во внимание. Все, что она может сделать, это спросить. Кармен улыбнулась и покинула компанию. Она снова пересекла комнату и подошла к Бенхамину, который, сидя в кресле с изогнутой спинкой возле пустого камина, читал газеты. Она не могла сказать точно, какие это были газеты, поняла только, что они напечатаны по-испански. Она уже умела немного читать, но все-таки не слишком хорошо. Брови командира сошлись на переносице, взгляд был хмурый. Лишай пересекал половину лица и захватывал один глаз, как поток расплавленной лавы, но сами глаза уже не казались такими больными. Он периодически поднимал руку и дотрагивался до своей болячки, при этом слегка охал и снова возвращался к чтению. Право, Кармен ни в коем случае не следовало его беспокоить.
