— Значит, вы говорили, что Кораблев не собирался в это время на бизнес-семинар и вдруг поехал. Правильно я поняла? — спросила я его, поудобнее устроившись за столом.
— Точно. Никуда он не собирался. И вдруг звонит, говорит — на три дня, друг, уезжаю, не могу такое пропустить.
— А что — такое? Что он имел в виду? Хоть что-нибудь сказал?
— Да нет. Не помню. Или он не говорил про это, или я не помню. Запомнил только, что на три дня. Думаю, ну ладно, три дня погоды не сделают — посчитал, вроде бы мы укладываемся по срокам, пусть его. И тут вдруг… — вздохнул Николай.
— А какое дело вы должны были вместе-то проворачивать?
— Да у меня выход нашелся на одну фирму в Сибири, они дешевую фанеру гонят, брусок и всякие стройматериалы из дерева. Я же строительством занимаюсь, а Сашка — своим магазином, вот мы часто вместе подобные вещи прокручивали, то он что-нибудь подбросит, то я…
— А почему это я ничего не знала? — вмешалась Кораблева. — Какая, говоришь, фирма? По-моему, у нас одно дело, общее…
— Молчи, ведьма, — ответил Николай. — Лучше не суйся. Видеть тебя не могу.
— А не вмешались ли в ваши планы какие-нибудь конкуренты? Может быть, кому-то выгодно, чтобы все эти сделки не состоялись? — продолжила я попытки выйти хоть на какой-то след.
— Да нет, не стоит преувеличивать. Это обычные дела. У нас с ним полно таких уже было и столько же будет… надеюсь, — ответил Николай. — Мы ведь с Сашкой разные совсем. Сколько помню, его всегда учиться тянуло, книжки разные на уме. Когда он думал, что будет с итальянцами из одной мебельной фирмы контачить, даже итальянский язык сам по словарям выучил, честное слово. Для него эти всякие семинары были — все равно что для меня на лыжах кататься, ну, или там водка… В общем — радость.
— Значит, он не в первый раз на какую-то учебу отправился?
— Да ты что — смеешься? Несколько месяцев проходит — и он уже опять куда-то рвется, ничем не удержишь. И все-то он себе мозги кроит, переделывает. У нас не раз на эту тему споры были. Я говорю: кончай, Сашок, жизнь и так коротка, нечего зря на куски рваться. Какой ты ни есть — а другого такого все равно больше нет, не было и не будет. Чего зря из кожи лезть, время тратить? А у него в голове своя философия была. Сказать, как он говорил?
— Скажите.
— Он говорил: такого, как я, нет, не было… и не надо.
— Вообще, он сумасшедший, — вступила Кораблева. — Вы бы посмотрели на его книги у нас дома, это же свихнуться можно — одна другой хлеще!
— Достаточно того, что я ваши книги посмотрела. Интересную вы перед сном читаете юридическую литературу, Татьяна Федоровна, — сказала я. — У меня теперь эта книжка с собой. Здесь и закладочка есть на нужном месте, и все подробно описано, как после смерти мужа грамотно переоформить на себя все имущество. Ничего не скажешь — тоже стремитесь к знаниям, семинарчики себе прямо на дому устраиваете…
— Это не моя книжка! — выкрикнула Кораблева.
— Ну уж, хватит людей смешить. Кстати, такой улики вполне достаточно, чтобы в случае чего начать следствие, с чего это у вас такая заинтересованность по вопросам денег и смерти возникла?
— Неправда! — закричала она снова. — Я же вообще, в целом интересуюсь! У меня вон и мать старенькая — на ладан дышит, а внука в ордер вписывать не хочет, говорит, боится! Надо же мне разобраться, что к чему, чтобы потом не остаться не при делах. Это вы просто привязались теперь к словам, которые нечаянно вырвались. А чего тут скрывать: злость взяла, что после того, как мы вместе столько нахлебались, достаток, дело сколачивали, он — фьить! — и к молоденькой вертихвостке собрался, как будто бы я совсем пустое место. Я его прямо убить была в этот момент готова, не скрою! Но вы уж подумали, что взаправду.
— Если бы она моей женой была, я бы ее давно убил, — сказал Николай, поворачиваясь ко мне. — Я говорил уже про Сократа? Ну, насмешил — Сократ! У того тоже такая жена была, что могла гостям помои на головы вылить и учеников его из дома палкой выгнать, Сашка рассказывал. Вот я тогда посмеялся!
— А ты смейся, смейся, — разозлилась Кораблева, — много ты про нашу жизнь знаешь, чтобы так рассуждать! Да мы вообще хорошо жили, особенно когда Стаська маленький был…
— Кто это — Стаська? Сын?
— Ну да, сынок мой. Ничего не поделаешь — беспутный получился, — вздохнула Кораблева.
— Заметь: ее сын, не Сашкин, — вставил Николай.
— Ну да, от первого брака у меня мальчик был. С Кораблевым деток бог не дал. И слава богу — с этим страсть как намучились, — закачала головой Кораблева, и я подумала, что еще немного — и она совсем скоро старушкой сделается, трясущей головой.
Но все же сколько в тетеньке скрытого темперамента — как раз с таких вот Шекспир свои трагедии писал.
— Вы говорили, он у бабушки живет, не с вами?
— В квартире матери. Ему там привольнее, — пояснила Татьяна Федоровна.
— Да чего ты туда-сюда крутишь. Так и скажи: наркоман у тебя сын, законченный. Чего юлишь? — встрял Николай.
— А вот и не законченный, чего говоришь, если не знаешь? — вскинулась мать сразу на защиту своего чадушки. — Он и работает у меня, и дела всякие делает, и лечился несколько раз. Но что поделаешь — балуется. Сейчас многие ребята так, не только он один.
— А как у него с отчимом, с Кораблевым, отношения были? — спросила я с интересом.
— Да какие отношения? Нормальные. Он его воспитывал все-таки.
— А тот кровушку — пил да пил. Как же, в курсе, — усмехнулся Николай.
— Понятное дело, сейчас за лечение всяким-разным наркологам знаете сколько денег отваливать приходится? Страсть божья! Кому платить захочется? Но сейчас Стаська уже полгода держится молодцом, я только что его видела, так что нечего наговаривать, — привычно успокоила сама себя Кораблева. — И хуже у людей бывает…
Последний аргумент я слышала часто — по самым разным поводам и в разных вариациях. Вот ведь неистребимое свойство человеческой натуры в самых поганых ситуациях уметь находить хорошие стороны. Сын наркоман — а у кого-то уже вообще от передозировки откинулся, направление на операцию дали — ничего, может, обойдется, а соседка вон с нижней площадки без операции на тот свет отправилась, и так далее. Сплошные утешительные пилюли, которыми мы себя кормим, чтобы уж совсем не терять силы жить дальше.
— Значит, вы тоже ничего не знаете, на какой семинар или хотя бы куда, в какой город отправился ваш муж? — спросила я Кораблеву еще раз на всякий случай.
— Ничего не знаю. Мы ведь последние две недели, как он про развод сказал, ни о чем не разговаривали. А он в такие моменты как кремень был — ни слова, ни полслова. Посидит вечером, с собакой поговорит иногда — и вообще в мою комнату не заходит, а если я на дороге попадусь, то как на пустое место смотрит. Эх, жизнь моя гадская, — всхлипнула Кораблева, но как-то не искренно.
