— Да вот так и скажу.
Он посмотрел на меня:
— Удачи.
— К черту, — ответила я.
Дело действительно очень рискованное; удача не помешала бы.
Василий вздохнул и отправился на перекресток выполнять мое задание. Я медленно, прогулочным шагом направилась к дому Петровича. Ага, вот он — дом номер восемь. Точно Валера сказал — «избушка». Хлипкий заборчик, низенькая сараюшка — вот и весь двор. Сама «избушка» от сарая мало чем отличалась.
Не доходя до дома, я свернула в проулок. Ну не с парадного же входа мне к Петровичу внедряться. Все-таки не в гости иду, как говорил веселый шофер, с «этим самым».
Сзади у «избушки» даже окон не было. Очень хорошо. Я тихонько прошла по задам (так это, по-моему, в деревне называется?) и осторожно открыла калитку.
Вошла.
Во дворе никого.
Да и вообще, сейчас уже четыре часа. Каждый, кто хоть раз жил в деревне (ну, или в таком районе, как Елашка), знает, что по неписаному обычаю в это время у селян — мертвый час. Все вповалку лежат, шевелятся только для того, чтобы муху назойливую отогнать.
Я вынула пистолет, взвела курок. Проследовала через загаженный двор к покосившемуся крыльцу. Видать, кроме Петровича, давно здесь никого не бывало. Никакой скотины или птицы во дворе, не считая огромного черного кота, который, впрочем, не обращал на меня ни малейшего внимания. Так что ни гагаканье, ни мычание, ни прочее кукареканье меня не обнаружили.
Ну, Петрович! Хоть бы уж собаку какую на цепь посадил, если скрываться надумал!
Бесшумно взобравшись по крыльцу к входной двери, я остановилась. Интересно вот, а если у Петровича в сенях вместо сторожевых псов несколько амбалов отдыхают?
Впрочем, сейчас увидим.
Я медленно-медленно открыла дверь. Так медленно, что она даже ни разу не скрипнула, хотя смазывали ее в последний раз, наверное, перед началом Второй мировой войны. А то и первой.
В сенях было темно и прохладно. Пахло мышами, какой-то травой, но никак не человеческим жильем. Двери, отделяющей единственную, как я потом выяснила, комнату, не было. Была ветхая цветастая занавесочка.
В комнате что-то чуть слышно жужжало. Прислушавшись, я без труда поняла, что это вентилятор. Ну хоть какое-то присутствие человека ощущается.
Тихо отодвинув занавеску, я вошла в комнату. Петрович в одних трусах, мокрый от пота, спал на раскладушке. Кровати в комнате не было. На стуле рядом лежал огромный черный револьвер. Стол в углу был просто забит бутылками с иностранной водкой и пакетами с какой-то снедью.
Вот она, удача-то! Как все легко оказалось. Раз — и в дамках!
Стараясь не нарушить здоровый сон любителя сельской жизни, я прокралась к стулу и выщелкнула из револьвера все патроны.
Теперь будить Петровича? Я подумала и не стала. Хочу насладиться моментом. Уже не стараясь двигаться как можно тише, я достала из-под стола кривоногую табуретку и, усевшись на нее, закурила.
Петрович всхрапнул, как коняшка, повернулся к стенке и вновь засопел. Честно говоря, глаза у меня тоже слипались. Мерно жужжащий вентилятор разгонял жаркий воздух по углам комнаты. Гуденье этого чуда техники сливалось с дребезжанием целого выводка мух, тщетно стремящихся прорваться через оконное стекло на улицу. Вот будет номер, если я усну! Нет, пора начинать представление. Вот только главного актера разбужу…
Как бы это все поэффектнее обставить?
Пальнуть по вентилятору? Громко запеть песню? Вставить между пальцев спящего спички и поджечь? Я усмехнулась.
Вдруг Петрович глубоко вздохнул и сел на раскладушке. Я даже вздрогнула от неожиданности. Он широко зевнул и, не замечая меня, прошлепал босыми ногами к столу. Открыл какой-то пакет и начал с хрустом жевать, чавкая и роняя на пол крошки изо рта. Вот свинья.
Я громко кашлянула. Голая спина Петровича застыла. Жевательные звуки стихли. Он осторожно обернулся. С набитым ртом, скотина.
— Здравствуйте! — широко улыбнувшись, сказала я.
Петрович молчал. Да и где ж ему разговаривать — ротовая полость, что называется, под завязочку.
— Да вы прожуйте, прожуйте, господин… не знаю уж, как вас там… кроме отчества. Не выплевывать же.
Он боязливо задвигал челюстями, следя своими маленькими глазками за стволом моего пистолета. Когда последние кусочки пищи провалились в его отвисшее брюхо, Петрович все еще продолжал жевать вхолостую. Боялся, видимо, не хотел разговор начинать.
Так я начну. Уф, сегодня уже со вторым по счету ублюдком речи завожу. Ну-с, приступим по стандарту.
— Жить хочешь, Петрович? — просто спросила я.
Он открыл рот, недоверчиво посмотрел на меня и хрипло произнес:
— Ну-у… хочу…
— А коли так, тогда слушай. — Я решила обойтись без всех дипломатических тонкостей, — мне нужны Саша Крысан и Виталик Ножкин. — Я впервые заметила, какое смешное сочетание получается — «Виталик Ножкин» звучит примерно как дурдом «Солнышко». — Так вот, Саша Крысан и Виталик Ножкин. Живыми.
На лице Петровича не отразилось абсолютно ничего. Я забеспокоилась. Тем не менее продолжала:
— Итак, мы имеем два варианта — первый: ребята у меня, ты жив. Топчешь землю-матушку, жрешь всякую дрянь из цветных пакетиков. И вариант второй: я пацанов не получаю, и ты скоропостижно отдаешь концы. Землю-матушку, соответственно, уже не топчешь, тебя туда зарывают. Ферштейн?
Петрович глубоко задумался. Странный человек! Я бы на его месте, например, ни секунды размышлять не стала — что может быть дороже жизни?
А может, он просто время тянет?
— Петрович, лапочка, — позвала я, — чего загрустил? Давай будешь ответ держать.
— Их тут… нет, — глухо ответил он.
Отчего-то я ему не поверила. Попыталась заглянуть в его глаза — ничего не вышло, они превратились в совсем крохотные щелочки. И вдруг мне стал понятен ход его мыслей: оснований доверять мне у него нет, скорее наоборот. Как ему кажется, как только он выдаст мне ребят, я его пристрелю (кстати, очень может быть, если рыпаться будет). И говорить, что они мертвы, ему тоже невыгодно — вдруг я за их смерть на нем решу отыграться. Так что Петрович избрал единственно разумный выход из положения — не сказал, что они мертвы, и сообщил, что их тут нет. В этом случае, по его мнению, за его жизнь можно что-то дать — без Петровича-то я ребят вряд ли найду.
А если он мне соврал и они заперты где-то здесь? Но где? Тут же все-таки не «Запад». Помещеньице несколько поменьше. А вдруг?..
Ну конечно, как я сразу-то не догадалась? Где ж еще можно спрятать двоих парней в таком домике?
Только в погребе!
Не опуская пистолета, я посмотрела на пол — так и есть, в середине комнаты в деревянном покрытии ясно угадывались очертания крышки погреба. Я была уже готова испустить победный вопль — подумать только, может статься и так, что мои поиски подошли к концу, как вдруг краем глаза заметила стремительное движение. Это Петрович решил проявить активность — бросился за своим револьвером.
