Дарси почувствовала, что ее щеки горят, и бросила на Ника испуганный взгляд.
Он обнял ее за плечи и произнес:
– Греция ей подошла.
– Что-то ей точно подошло, – проницательно уточнила йайа. Потом приглашающе махнула рукой:
– Пойдем. Поедим снаружи. День слишком хорош для того, чтобы сидеть на кухне.
Они последовали за ней на веранду. Дарси устроилась в тени беседки, вдыхая полуденный воздух, наполненный ароматом роз.
– Утром я приготовила кулукария портокалиу, дам тебе рецепт, – подмигнула София Дарси.
– Спасибо.
– Обдумываете свадьбу? – спросила йайа, разливая чай. – Я о свадьбе Селены и Петроса конечно же.
Улыбка пожилой женщины стала лукавой.
– Свадьбы – это всегда чудесно, – неопределенно высказалась Дарси и потянулась за пирогом.
– Какого цвета платье собираешься надеть?
– Я… э-э-э… – Дарси беспомощно взглянула на Ника.
– Она хочет сделать сюрприз.
Йайа чуть нахмурилась, но не удержалась от немного непрошеного совета:
– Тебе лучше выбрать что-то яркое. Не бойся выделяться. Когда я была молодой, я обожала красный. На мне было красное платье в тот вечер, когда дедушка Николаоса увидел меня на танцах. Он сказал, что цвет сразу же привлек его внимание, сначала цвет, потом я. И на каждую нашу годовщину мой Александрос дарил мне красные розы. – Она вздохнула.
– Вы долго были женаты? – спросила Дарси.
– Тридцать семь лет. И двадцать три года назад я его потеряла. Но я чувствую все так, словно это было вчера, словно я все та же девушка, которая предвкушает свою свадьбу. – Она ласково погладила руку Дарси. – А вот теперь мои внуки влюбляются и предвкушают свадьбу.
Влюбленность… Это ли чувство испытывала Дарси? Кажется, это пугающе верное определение. Она украдкой взглянула на Ника, но выражение его лица было трудно понять.
– А ты, йайа! – спросил он. – Что наденешь?
Его губы тронула легкая улыбка. Потому, наверное, решила Дарси, что София всегда носит черное.
Йайа выставила указательный палец и улыбнулась:
– Это будет сюрприз.
И все рассмеялись.
Затем йайа спросила у Дарси:
– Ты была когда-нибудь на греческой свадьбе?
Наконец-то ей задали вопрос, на который она может ответить честно!
– Нет. Никогда, – сказала она.
– Тебе понравится! Жаль, ты не увидишь Селену верхом на ослике, но ничего: потом посмотришь видео.
– На ослике? – Дарси попыталась представить красавицу невесту на смешном длинноухом животном, но образ не клеился.
– Это традиция. Невеста едет в церковь верхом на осле, семья и друзья идут рядом. Символизирует ее переход в новый дом, – объяснил Ник.
– Звучит забавно.
– До тех пор, пока сама не окажешься на осле, – предупредила йайа. – Мой осел был ужасно своенравным и все норовил бежать во всю прыть. Папе пришлось придерживать его за узду. А мама сказала: это потому, что ослик почувствовал, как мне хочется поскорее попасть в церковь.
И снова все рассмеялись. Но общее хорошее настроение рассеялось, стоило Софии спросить у Дарси:
– Николаос рассказывал тебе, кто такой кумбаро!
– Йайа… – резко сказал он.
Но бабушка не обратила внимания на его тон. Она вкратце объяснила Дарси, что к чему, включая обычай трижды венчать жениха и невесту коронами.
– Должно быть, это чудесно, – неуверенно произнесла Дарси.
Тем временем выражение лица Ника становилось все более мрачным. Но если София и заметила это, то предпочла проигнорировать.
– Это большая честь – быть кумбаро. Но Ник отказался.
– Йайа, – снова сказал Ник. В этот раз в его голосе слышались печаль и боль.
– Но после того, как мы познакомились с тобой, Дарси, и своими глазами увидели, как славно вы подходите друг другу, мы надеялись… – Йайа пожала плечами и замолчала.
– Я не буду кумбаро. Не могу. Я буду чувствовать себя… глупо. Я и без того чувствую себя глупо – столько вокруг пересудов обо мне, Петросе и Селене…
– Гордыня, Николаос. Вот что мешает тебе согласиться! Даже сейчас, найдя любовь, ты не хочешь смягчиться! Ты выбрал свою гордость и поскупился на счастье для Петроса и Селены?
– Йайа…
Но она продолжала:
– Неужели ты не найдешь в своем сердце прощения для единственного брата?
– Я… – Он нахмурился и больше ничего не сказал.
Напряжение сгустилось так, что, казалось, пробиться сквозь него можно было только с помощью мачете. Наверное, хорошо, что Ник и Дарси скоро ушли. Пирог лежал в ее желудке тяжелым комом.
Она не произнесла ни слова, пока они поднимались на Ликабетус, а пока они осматривали церковь Святого Георгия, говорила только об архитектуре и истории. Вообще-то это было больше похоже на монолог, а не на беседу. Ник почти не принимал в ней участия. Даже когда они зашли в таверну выпить чего-нибудь освежающего, он оставался непривычно тихим и сосредоточенным. Как во время поездки в Трикалу, только хуже.
Очевидно, он переживал из-за разговора с бабушкой. Но только ли гордость Ника была задета? Может, он все еще настолько остро ощущал себя преданным, что отказался от роли кумбаро из-за этого? Или, может, в глубине души он все еще испытывал чувства к Селене?
Когда они спускались на фуникулере с горы, он внезапно взял Дарси за руку, поднес к губам и поцеловал ее пальцы.
– За что?
– Извинение. Сегодня я был не лучшей компанией для тебя.
– Просто ты о многом думал.
– Да. – Он кивнул, затем добавил: – Спасибо, Дарси.
– За что? – повторила она.
– За то, что не пристаешь ко мне, в отличие от моей семьи.
Ей удалось улыбнуться. Ее вопросы остались незаданными и потому без ответа.
* * *
И вновь на следующее утро Дарси услышала стук в дверь. Она как раз варила кофе. Ник. Ее сердце радостно забилось, а щеки вспыхнули. Она вспомнила вечер накануне, когда они снова занимались любовью. Насколько в первый раз Ник был горяч и неистов, настолько во второй раз он делал все нежно и медленно.
Что до вопросов, которые тревожили Дарси, то она о них позабыла. Разумеется, если мужчина так занимается с ней любовью, то он не может думать о ком-то еще.
Она открыла дверь, улыбаясь и собираясь сказать что-то дразнящее насчет его ненасытности. Но слова замерли у нее на губах. За дверью стоял вовсе не Ник. Это была Селена.
