— Даже не все пристают.
Мне показалось, еще чуть-чуть, и она заревет, потому я сказала нарочито сухо:
— Успокойся, я извозом не зарабатываю, мне и так на жизнь хватает. А ты издалека добираешься?
— Из Сочи.
Держите меня, люди! Что же это за родители, которые отпускают таких детей добираться автостопом, без денег, чуть ли не через полстраны?!
Но Валерия почувствовала мое возмущение и принялась горячо защищать своих родителей. Вернее, родителя. Она все время почему-то говорила: папа да папа. Слова «мама» я так и не услышала.
Дословно она сказала:
— Вы не думайте, что в Сочи — в такую даль! — я тоже автостопом добиралась. Туда я на Всероссийский фестиваль молодежных творческих коллективов поехала. С группой, как и положено. На поезде.
Оказывается, у нас в стране фестивали для молодежи проводят. А я уж стала думать, что подобные мероприятия канули в прошлое безвозвратно…
— И собралась я, как все, — продолжала Лера, — вещи теплые взяла, спортивный костюм. Они так в сумке и остались. В Сочи. И с собой мне папа дал двести рублей. Я их, кстати, и половины не израсходовала. А он больше дать хотел. Только, знаете, сейчас в милиции не очень много платят, а он у меня… начальник отдела!
Это прозвучало у девчонки так гордо, словно ее папа был по меньшей мере министром иностранных дел, а не обычным милиционером, ментом, которых, как и нашу армию, не пинает только ленивый.
— Я больше и брать не стала. «Представь, — говорю, — папа, десять дней на всем готовом и дорога бесплатная. Не буду же я в Сочи по барам шляться!»
Она отчего-то смутилась.
— Какая же я все-таки дрянь!
Девочка сказала это горячо, для верности даже головой покачала, но такой уничижительный эпитет не подходил к ней никаким боком. Ни к ее открытой доверчивой мордашке, ни ко всему облику вчерашнего подростка.
Она как-то по-своему истолковала выражение моего лица, потому что пояснила:
— В бар-то ведь я пошла. В валютный. — И тут же обвиняюще уточнила: — Глупые девчонки у нас в школе мечтают туда попасть. Теперь я побывала и могу сказать: ничего особенного. Бармен такой высокомерный, шейкерами размахивает, как ребенок погремушками, да напитки спиртные в десять раз дороже, чем в любом нашем коммерческом ларьке… И мужчины там страшные…
— Какие? — изумилась я.
— Страшные. Как злодеи из сказок. Смотрят, смеются, а глаза у них такие, будто сейчас вынут ножи и начнут тебя резать…
Я невольно улыбнулась. Фантазия у девчонки!
— Не смейтесь, и вы бы так подумали. Смотрят на тебя так, будто в клетку посадили и теперь ты никуда не денешься. И просить их бесполезно, они не знают жалости…
Да, здорово малышку напугали. Нарочно при ней, что ли, рожи корчили? Или она просто чересчур впечатлительная, такой домашний маменькин ребенок…
А вырастет наверняка красавицей. Ножки вон какие длинные да ладненькие, и глаза сине-голубые, от голодания, наверное, чуть ли не фиолетовые. Волосы русые, густые. Вон она их в косу заплела и какой-то тряпочкой завязала. В бар, наверное, с распущенными ходила, а в дороге они ей здорово мешали. Коса длинная, почти до попки. Много мужиков поведется на такой набор…
Валерии, видно, хотелось выговориться. Как напроказившему ребенку, доверившемуся доброму взрослому.
— Я в Сочи с одной девушкой познакомилась. Старше меня на четыре года.
Ого! В ее возрасте четыре года — целая жизнь. Новоявленная подружка небось красотой не блистала, так что Лера при ней сыграла роль входного билета в этот самый валютный бар.
Впрочем, Валерия если и была наивной, то никак уж не глупой. И она подтвердила мои мысли:
— Света, конечно, не очень красивая, но показалась мне девушкой доброй, потому что уже на второй день нашего знакомства предложила мне провести вечер с ее друзьями… А я, знаете, всегда мечтала о старшей сестре, потому и относилась к девушкам старше меня с доверием и уважением…
Она тяжело вздохнула, как ребенок, который так и не получил долгожданную игрушку. Вернее, игрушка оказалась вовсе не такой, как девчонка хотела. Совсем не такой.
— Света была дежурной по этажу в пансионате, куда на время фестиваля нас поселили. В тот вечер как раз нам дискотеку организовали, и Света уговорила меня с нее удрать. Мол, зачем тебе нужны эти детские попрыгушки, лучше давай проведем время с интересными взрослыми людьми. Понимаете, до этого меня никогда не приглашали во взрослые компании. Папа вообще меня маленькой считает, хотя я уже и паспорт получила… В общем, я пошла.
Она замолчала. А я дополнила нарисованную Валерией картину:
— Вы посидели в баре, попили шампанское, а потом твои новые знакомые предложили провести остаток вечера в более приятной обстановке…
Сейчас я чувствовала себя старше Леры не на девять лет, а на целых девяносто. Эти затасканные приемчики нам давно известны, как и ухищрения, которыми с завидным постоянством пользуются стареющие казановы всех мастей, и с завидным постоянством на них попадаются наши младшие сестренки.
— Так и было. Я не хотела идти, но куда же от них денешься? Конечно, валютный бар был полон народу. На входе стоял милиционер. Когда мы потом уходили, он был на месте. Я могла бы закричать. Попросить о помощи. Но почему-то этого не сделала.
— Стыдно было?
— Ну да. Что бы я ему сказала? Меня кто-нибудь хоть пальцем тронул? Меня вообще в бар идти заставляли? Получался какой-то психологический гипноз. Теперь я могла бы объяснить это папе, а то он не понимал, почему девчонки покорно идут на явные неприятности, как овцы на заклание…
Моя попутчица определенно была незаурядной девушкой. Прежде всего она была в ладу с русским языком. Я хоть и технарь, а не могу не обращать внимания на то, как обеднел и засорился наш русский язык. Как плохо знают его молодые девчонки и мальчишки, порой бодро «спикающие», а на родном языке пользующиеся подобно знаменитой Эллочке-людоедке всего тринадцатью словами.
Я даже мысленно попыталась их припомнить, составить такой мини-словарь. Вот: короче, оттянуться, гнать пургу, торчать, чисто конкретно, стопудово… О чем я думаю?! У моей малолетней пассажирки проблемы куда серьезнее.
Видно, перспектива предстоящего разговора с отцом девочку угнетала, но не из страха перед грозным родителем, а именно из-за стыда.
— Если бы еще и Света была заодно со мной. А она как назло так много пила, что уже ничего не соображала. И не смотрела в мою сторону.
Еще бы! Вряд ли она в свои двадцать лет была уже настолько бесстыжей, что могла спокойно смотреть в глаза своей жертве. Она получила, что хотела, а там, как говорится, хоть трава не расти! Кто ей эта молоденькая простушка? Небось она втайне посмеивалась над ней: это ж надо быть такой дурочкой!..
