– Венуста позаботилась, - домовой высунул голову из-под комода. - Что ж мне тут с голоду помирать?
– А как... как она тебе их посылает?
– не знаю. Салфетку разворачиваю, на стол стелю, говорю, что бы поел.
– Интересно, я впервые об этом слышу.
– Все знать нельзя, - важно заметил Антип.
– Ну и дела! - рассердилась девушка. - А если бы я с голоду помирала? Обо мне кто-нибудь подумал?
– Так не померла же! - сказал домовой и на всякий случай залез подальше. Он знал, на настроение женщин нельзы полагаться.
– перестань, Катря, - вступился за домового Егор. - Дались тебе эти плюшки! Вон у нас в избе пряники пекут. Вернемся, поедим.
– Нет, погоди, я должна знать! Что ещё ты не сказал мне, Антипугка?
– Про заднюю дверь, - мяукнул тот.
– Про какую такую заднюю дверь?!
– Я не могу говорить при чужих. Ты сама не знаешь: то жених, то не жених, а это секрет.
– Я тебя, Катря, на крылечке подожду, - предложил Егор.
– Неудобно, - Катя растерянно огляделась. - Я же тебя в гости пригласила.
– Не беда, - улыбнулся он, - я не охотник до чужих секретов.
Девушка наклонилась и рывком вытащила из-под комода упирающегося Антипа.
– Только посмей повторить свой фокус с тухлым яйцом! - сурово сказала она. - Ты зачем меня перед человеком позоришь? То всякой гадостью бросаешься, то секреты выдумываешь...
– Ничего я не выдумываю, - нахохлился домовой. - Про заднюю дверь мне Вяземский наказывал. Трижда повторял, будто младенцу:" Только в крайнем случае, Антип, в самом крайнем случае!"
– Да что же это за дверь такая особая? Небось, Никодим Аристархович не герцог Синяя Борода, чтобы запреты на дверь накладывать.
– Про бороду ничего не знаю, - сказал Антип, а только эту дверь можно открыть единожды.
– А во второй раз она не откроется. Замок что ли заклинит?
– Тбе, Катерина, все хиханьки да хаханьки, а мне дом жалко! Я в нем с малолетства. Кто ж это будет своими руками...
– Погоди, чем повредит дому то, что я открою какую-то заднюю дверь?
– Чем, чем... Сгорит он, пропадет, тебя спасаючи. Вяземский это слово говорил, а я забыл. Дом тебя обратно вытолкнет, а сам сгорит...
– Как ракета-носитель?
– Как ни назови, все плохо, - вздохнул Антип. - Теперь рассуди, мог я тебе об этом сказать? Сгубить дом собственными руками! Отдать на поругание.
– На поругание! - передразнила Катя. - Романтик!
– Ругай, не ругай, а понять должна.
– Ладно, считай, что я пока не знаю про твою заднюю дверь, - задумчиво произнесла девушка. - Для начала попробую сама что-нибудь придумать.
Она уже пошла было к выходу, но вернулась и спросила домового:
– Послушай, Антип, когда я тебя вместе с домом уменьшаю, что ты при этом чувствуешь?
– Ничего не чувствую. Живу, как и жил.
Егор сидел на кряльце и смотрел на небо. Светящегося шара не было, а звезды висели так низко, что, казалось, цеплялись за коышу.
– Пойдем, что ли? - тронула его за плеча Катя.
– Куда? - насмешливо спросил он.
– Домой.
– Это мой дом, а вовсе не твой.
– Ты меня из него решил выгнать?
– Я думал, ты заднюю дверь откроешь.
– Погожу пока, - сказала она и, увидев, как осветилось радостью лицо Егора, искренне огорчилась.
Глава тридцать вторая
Хороша коммуна!
И сад здоров .
Пройти бы туда, да мешает ров.
Владимир Маяковский
За длинным столом, заставленным всевозможными печеными, мочеными, тушеными, вареными разносолами царило веселье. Чай оказался лишь поводом сесть за стол. Невинное занятие: попить чаю. Для того и испекли пряники. Главное началось потом. Может, кто медвежатинки поест? Или сохатины вяленой? Лещей жареных. Белужки вареной. Гуся с яблоками. А к такой закуске уже нужна медовуха...
Молодую пару встретили шутками.
– Думали, сВежи, ан все те же. Быбл бы друн - найдется и досуг И строг наш приказ, да не слушают нас.
Стапанида было заворчала.
– Самовар уж остыл.
Остальные вступились.
– Дело молодое. Пусть похороводятся, пока время есть. Дети пойдут, е до гулянок будет.
"Дети пойдут! - возмутилась про себя Катя. - Ни Степанида, ни Аксинья детей не принесли, а я за всех отдувайся?"
Но тут она вспомнила, что вовсе не собирается здесь оставаться, а значит, и рожать детей от Егора...
Когда она проходила к столу мимо Полактии, та шепнула не разжимая губ:
– Сегодня!
У Кати в мозгу вдруг всплыл вопрос, которого она сеебе прежде не задавала: а что все-таки делала Полактия Фортунатовна в тринадцатом веке, для чего она там появилась, не только же из-за чувства мести: какая-то девчонка едва не лишила жизни любимого мужа! П если пережитое вместе не заставило её смягчиться, пересмотреть свое отношение к посланнице белых историков?
– Что, КАтя, нашла свою потерю? - услышала она льстивый голос Степаниды.
– Нашла, - кивнула Катя, делая вид, что не замечает невольного движения похитительницы, касающейся своего лифа. В надеэном месте спрятала она украденную вещь, а теперь, небось, недоумевает: почему вдруг их стало две? И как Егор доставал ладанку из-за её лифа?
Что за глупые мысли лезут ей в голову в ответственный момент. Разве не сегодня они покинут эти суровые места, чтобы никогда больше сюда не вернуться?
Надо решить и кое-какие хозяйственные вопросы. Например, что делать с Кешей? Поблизости нигде его не видно. Куда задевался этот многословный пернатый?
Когда наконец все поднялись из-за стола, Катя помогла женщинам прибраться и пошла искать попугая. Кажется, но нашел общий язык, если это можно сказать о птице, с Егором. Тем более, что тот раньше всех вышел из-за стола, чем вызвал немало острот насчет того, что девка совсем парня замучила!
Катя постучала в дверь Егора.
– Заходи, невеста! - пригласил её знакомый голос.
Глазам её предстала идиллическая картина. Егор сидел в плетеном кресле, а на плече его удобно расположился Кеша, который ему увлеченно что-то говорил. "Все самцы по природе - предатели!" - ревниво подумала она.
– Кеша, ты сменил хозяина? - все же поинтересовалась девушка.
– Женщины - коварны, капризны, злы, завистливы, скандальны! - со смаком выговаривал попугай, а у Кати, что называется, глаза на лоб полезли.
