Странно, но я только сейчас поняла, что никогда не расспрашивала Артема о его работе. То есть, из вежливости я задавала дежурную фразу:
— Как рейс?
И слышала такой же дежурный ответ:
— Нормально.
Мне и вправду казалось, что говорить не о чем. Что Артем мог мне рассказать? "В ту сторону, дорогая, я крутил баранку гораздо медленнее, чем обратно?"
А, между тем, открытия мои начались чуть ли не с первых километров пути. Нет, я, конечно, слышала прежде возмущенные рассказы водителей о рэкете в мундирах, но даже и помыслить не могла, что обирают водителей эти самые мундиры постоянно, безнаказанно и безжалостно. Куда там сицилийской "Коза ностре"! Все дороги России оплетены паутиной рэкетирских поборов — ни один водитель не проскочит ни в какой населенный пункт не заплатив дани "гаишнику". То бишь, гибэдэдэшнику, хотя первое слово все ещё осталось в ходу.
Бороться с этим так же бесполезно, как подавать в суд на голубей, которые пачкают твой балкон…
— Недавно я вез муку в Белоруссию, — посмеиваясь, рассказывал Саша, — и считал, сколько раз меня остановят на постах. Досчитал до двадцати и плюнул. Сбился со счета.
Теперь мы общались с ним, а Артем перебрался на спальное место и дрых без задних ног, как мне казалось. Еще бы, опять вчера, за несколько часов до отъезда, он опять пришел домой под утро, поспал всего полтора часа, а потом ему пришлось подниматься.
Пусть спит, мне с Сашей не скучно, он развлекает меня изо всех сил, рот не закрывает. И поет, и стихи читает — вот бы удивилась моя мама: простой шофер, а читает наизусть Высоцкого… Впрочем, нет, она бы не удивилась. По её мнению, Высоцкий — поэт плебеев. Кому ж тогда его цитировать, если не простым шоферам?
Но я, кажется, тоже не выспалась. Вначале ждала Артема, не могла заснуть, а потом не могла заснуть от злости, потому что на мое предложение поговорить, Артем усталым голосом ответил:
— Давай завтра, а? Мне надо хоть часок поспать…
Мой муж наловчился от меня отбиваться. "Давай поговорим завтра", "Я смертельно хочу спать!", "Сколько можно говорить об одном и том же!" И все в таком роде. Не думаю, что он — первооткрыватель в этом деле. Прикидываться шлангами пытается большинство провинившихся супругов.
Как непохож был Артем нынешний на прежнего. Мы и раньше, считая свой брак вполне благополучным, могли с ним ругаться, но он никогда не уходил от ответа, а если был виноват, то просил прощения с самым смиренным видом.
Теперь он не только не делал этого, но и откровенно "нарывался", словно хотел своим напором взорвать наш и без того хрупкий союз.
Поймала себя на употреблении сленга и опять вспомнила маму. По отношению к Артему она не хотела быть объективной ни в чем.
Недавно, зайдя вечером ко мне на кухню, "по пути", как она сообщила, Галина Аркадьевна произнесла:
— Решетняка, конечно, дома нет. Как всегда в рейсе?
И, дождавшись от меня кивка, протянула:
— Подумать только, дома не бывает, а когда успевает!
— Что именно? — напряглась я: в последнее время только и ждала, что кто-нибудь сообщит мне какую-нибудь гадость, после чего мой брак с Артемом станет вконец невозможным.
Но даже и в этом случае я не хотела, чтобы кто-то говорил о моем муже плохо. Говоря словами старшего брата из известного детского стихотворения: "А когда мне будет надо, я и сам его побью!"
— Знаешь, что сказал мне Антошка? Что отец его друга попал в аварию и ласты склеил! Это же типичный шоферский жаргон!
Вот бы она подивилась, узнав, что такие слова приносит в дом вовсе не Артем, а моя подруга Татьяна, которая окончила университет вместе со мной и считается одним из лучших пишущих филологов города.
То ли я так глубоко задумалась, то ли задремала, так что не сразу сообразила, что мы останавливаемся. Саша что-то негромко, но зло буркнул, и Артем сразу вскочил:
— Это что за остановка — Бологое иль Поповка? — спросил он стихами Маршака, которого читал нашим детям лет шесть назад.
— Мало-Степанец, — сказал Саша, — пора платить.
Он взял документы, Артем вылез следом, и я, от нечего делать, тоже подошла поближе. Сержант-гаишник, кажется, требовал с водителей нашей и двух других машин больше положенного. Расценка на взятку — что может быть смешнее!
Палыч — один из водителей соседней машины, выбранный другими шоферами для ведения переговоров с рэкетирами в погонах, тщетно что-то доказывал сержанту, но тот стоял на своем. И тогда в разговор вмешался мой муж.
— Зря ты, Володя, на нас наезжаешь, — вроде с улыбкой, но с металлом в голосе заговорил Артем. — Мы порядок не нарушаем, платим по уговору…
— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — закричал обеспокоенный сержант. Теперь, похоже, и он хотел отправить побыстрее с глаз долой слишком осведомленных шоферюг.
— Да кто ж тебя не знает! — уверенно говорил мой муж, а я готова была дать сто против одного, что он нагло врет. — Ты своими придирками затрахал не только наш край, но и две соседних области.
Разговор между ними был, конечно, не для женских ушей, но я упорно держалась за спинами мужчин, стараясь не пропустить не одного слова.
— Езжайте! — махнул рукой сержант; водители так выбили его из колеи, что он не сразу смог засунуть в карман причитающуюся ему мзду.
Мы поехали дальше, и Артем теперь не спал, а болтал с Сашей, свесившись со спального места.
— Ты что, в натуре его знаешь? — удивлялся Саша.
— Какое там, знаю! У него же на руке наколка: "Вова". Ты не заметил?
— Не до наколки было. Разозлил он меня, волчара позорный! Если бы я был миллионером, я бы ездил на "Мерседесе" и раздавал таким вот живоглотам отнятые у честных граждан бабки, а когда я пашу как папа Карло, чтобы кормить этих сук…
Они замолчали. Приемник в кабине, настроенный на "Радио-ретро" негромко бубнил знакомые мелодии, и Саша стал подпевать:
— Ветер с моря дул, ветер с моря дул, нагонял беду, нагонял беду, — а потом, скосив на меня глаз, продолжал на тот же мотив. — Спать отправь жену, спать отправь жену, спит ведь на ходу, спит ведь на ходу!
Но я встрепенулась и стала доказывать, что вовсе не хочу спать. Я твердо решила просидеть рядом с водителем всю смену, но примерно через час таки заснула и разбила бы себе лицо о приборную панель, если бы не Артем, незадолго до того сменивший Сашу. Муж и придержал рукой мое падение вперед.
— Спите на посту, рядовой! — сказал он насмешливо.
Вот и все сочувствие. Жалости у него ко мне не было, сама напросилась. Теперь он невольно отыгрывался на мне за мое пренебрежительное отношение к его работе. Подумаешь, тяжелый труд! Крути себе баранку, вот и все дела. И вот я позорно заснула, ничего не делая, просто сидя рядом, а ведь тот, кто за рулем, должен следить за дорогой и не позволять себе расслабляться…
